экстренно обзавелся фотоаппаратурой и каждый раз, когда Вадим Алексеевич удостаивал меня чести присутствовать на встречах с «именитыми», фиксировал сюжеты на фотопленку. Оторванный навсегда от своих родственников, друзей, от родного Ленинграда, В. А. Козин, будучи уже пенсионером со стажем, не переставая получать письма отовсюду, в том числе от бывших фронтовиков и тружеников тыла; все они тепло и с благодарностью писали о том, как помогал им выживать голос Козина в песнях воочию, в грампластинках или по радио. Такие письма приходили до самой смерти певца, хотя и реже, потому как время неумолимо все сокращало число как участников эпохи 30-40-х годов, так и ее свидетелей. Мне позволял читать иногда письма своих поклонников Вадим Алексеевич; удивительно то, что уже в недеятельном артисте, в старом человеке они видели того, кто может повлиять на сильных мира сего, чтобы избавить общество от несправедливости, от негативов, от которых стонут простые люди и по сей день.

К сожалению, несмотря на то что Козин, будучи в деятельном возрасте, как и многие артисты его эпохи, вложил немалую лепту и в культурное наследие, и в Победу в войне 1941–1945 годов, выступая перед бойцами фронта, перед тружениками тыла, – картина сегодняшнего дня такова, что кумиры тех людей, которые верили им – кумирам, взывали к ним, боготворили их, – вычеркнуты из памяти народа. На мой взгляд, 80-е – годы так называемой «перестройки» – можно сравнить с хрущевской «оттепелью» для многих артистов: одних «вспомнили» уже посмертно, как без вины виноватых, других, еще живущих, «открыли» вновь. К чести многих поклонников творчества Вадима Козина, в том числе и из влиятельных структур, они смогли добиться аж трех дисков-гигантов музыкальных записей песен романсов в исполнении В. Козина довоенного периода.

Один из самых активных поклонников – Михаил Иванович Мангушев из Ростова-на-Дону – прислал мне в Магадан первую грампластинку, изданную фирмой «Мелодия» в 1985 году, с надписью на конверте: «Дорогие Анатолий Николаевич и Анфиса Егоровна! (жена. – А. К.) Вот та пластинка, за издание которой автор данных строк воевал с Министерством культуры СССР и фирмой «Мелодия» более десяти лет. Наконец эта своеобразная «Китайская стена» преодолена на радость людям. Хочу верить, что она ее доставит и Вам. С наилучшими пожеланиями Ваш М. И. подпись (М. Мангушев). 10.09.1985. г. Ростов-Дон».

Конечно, «войной» Михаил Иванович (ветеран трех реальных войн, полковник в отставке) назвал борьбу за Козина, Петра Лещенко, Изабеллу Юрьеву, Константина Сокольского, Юрия Морфесси и др. чисто символически, но и в 60-е, и в 70-е, и в 80-е годы обращения бывших фронтовиков, просто граждан СССР с просьбами выпустить пластинки, присвоить звание, улучшить бытовые условия жизни певца носили массовый характер. «Грешен» был этим и я. Просил не о званиях, но вернуть признание довоенного творческого наследия и издать так называемый магаданский цикл музыкальных произведений певца. Как уже говорилось, благодаря общим инициативам в том числе и работников фирмы «Мелодия», три пластинки, на которых было переиздано 45 песен и ресурсов, напетых в 30-40-е годы. Творчество же магаданского периода жизни Козина осталось лишь в дарственных записях на магнитофонных лентах любителей-коллекционеров и, возможно, какая-то часть в музыкальном архиве Магаданской радиостудии.

В аннотации к третьей пластинке («Мелодия», 1988 год) журналист из Ленинграда Борис Метлицкий по поводу тематики репертуара и исполнительского мастерства Вадима Козина написал: «…проникновенная лирика соседствовала с высокой гражданственностью, добрая ирония – с глубоким драматизмом. Ничто было не чуждо Вадиму Козину, человеку по самой природе своей беспокойному, ищущему. Он постоянно стремился обогатить свой репертуар, каждый раз находя свежие исполнительские краски и интонации». И здесь же журналист приводит слова из письма почитательницы таланта певца: «… Вадим Козин, его творчество, его песни – это наша радость, веселье. С его песнями, с его искусством мы учились, работали, жили, и тем отраднее и приятнее через пятьдесят лет вернуться в счастливые годы».

В своих воспоминаниях я заведомо не стремился давать личные оценки как самой личности Вадима Козина, так и его творчества, об этом немало написано в прессе прошлых лет и в книгах авторов (А. Мазуренко, Ю. Сосудина, В. Карпова, Э. Антипенко, Э.Поляновского), излагавших истину по-доброму, по мере своего восприятия творчества и осведомленности о жизни певца.

Хотелось бы пожелать молодым и еще не ушедшим со сцены артистам «в возрасте» той самой гражданственности в своем творчестве, о которая и делает артиста народным по сути, а не по назначению номенклатурной комиссии.

♦ Александр Нагаев[31]:

В далеком 1965 году я активно занимался боксом. Обычно после тренировок мы всей командой по пятницам ходили в баню париться. Однажды я обратил внимание на одного завсегдатая бани с приятной улыбкой на лице. Он несколько раз подсаживался к нашей команде, расспрашивая о спортивных успехах. Мы охотно рассказывали о своих победах и неудачах на ринге. Однажды в такой непринужденной беседе мужчина меня спросил: «А кроме бокса, чем еще занимаетесь?» Я ответил, что играю на баяне. Подняв удивленно брови, мой собеседник представился: «Певец Козин, может, слышали о таком? Я хочу записать на магнитофон одну песню, но для этого мне не хватает звуков гармоники. Вы не могли бы мне подыграть на баяне?» Я охотно кивнул головой. «Дело в том, – продолжил Козин, – что на Украине хотят выпустить мою пластинку, в которую я хочу включить эту песню». Поняв, о чем идет речь, я объяснил ему, что играю на слух, без нот, на что Козин заметил: «Это хорошо: у вас, молодой человек, природный дар».

В условленный день я с баяном пришел в квартиру Вадима Алексеевича. Встретил он меня радушно, угостил чаем, показал своих кошечек, после чего подробно рассказал о характере и капризах каждой из них. Видно было, что он их очень любил и всячески баловал. Затем показал свою библиотеку, в которой было очень много книг. Некоторые тома он бережно брал с полок, после чего стал подробно рассказывать содержание некоторых исторических романов. Я с интересом слушал, так как любил читать такие книги. В этой же комнате стояло старенькое пианино, на котором был укреплен допотопный железный микрофон. Рядом – два больших бобинных магнитофона. Вокруг пианино стояли пюпитры, на которых были закреплены листы серого картона. Они были изогнуты так, что ребристая поверхность напоминала меха у баяна. Позже я понял их назначение – во время записи картонные листы играли роль звукоизоляции. Все это меня удивило, так как раньше я никогда не видел домашней студии.

Козин внимательно проверил аппаратуру и передвинул пюпитры поближе к пианино. Он был настолько сосредоточен,