– Игорь, будь другом – выйди на улицу, – заместо «здрасьте» предложил Нестеров.

– За мной что – пришли? – удивился Ладонин.

– Господь с тобой! Просто есть маленькое дело.

– Нет проблем. А ты, кстати, откуда знаешь, что я сейчас в офисе?

– Да по машине вижу.

– Ах да, извини. Забыл, что имею дело с профессионалом, – ухмыльнулся Ладонин. – Мне как, одному выйти или с подмогой?

– Да одному, всех делов на пару минут.

– Тогда жди, – ответил Игорь, отключил связь и почти сразу, в одной рубашке, вышел на улицу: «Говори, разведка».

Нестеров быстро объяснил, что ему страшно надо узнать про двух фруктов, трущих в «Дэ Фэ». Мол, он их не знает, а вот Ладонин наверняка должен знать. Ну и так далее. Игорь Михайлович поморщился, недовольно вздохнул: «Сергеич, ты меня толкаешь блатных корешей легавке сдавать?», но безропотно зашагал в кафе, на ходу бросив: «Ведь наверняка обманул. А?!» Нестеров не ответил и лукаво исчез за спиной.

Войдя в кафе, Ладонин сразу же натолкнулся на фигуру с благородной сединой. Натолкнулся взглядом, которого после этого не отвел, но встречный осознал. Второе тело Игорь узнал мгновенно – это был всем известный депутат. Пусть и не Госдумы, а питерского ЗАКСа, но очень известный. Такой, что если вы включили Пятый канал и в течение часа не увидели его с речью, то значит, вы включили какой-то другой, не питерский канал. Ладонин про себя мотнул головой и присел за столик. Лишь теперь он обнаружил напряженно воркующих Лямина и Полину, и, оценив масштабность блудняка, в который его втравил Нестеров, со вздохом ребят «не узнал». Край его взгляда инстинктивно скользнул и по Валере Россомахину, однако парочка в углу была ярче, и к тому же целью была именно она.

Подошла официанточка, Ладонин механически заказал эспрессо и разозлился, так как сегодня свою норму кофе он уже выдул. К тому же Игорь вспомнил, что оставил бумажник в офисе. Вглядевшись более пристально, собеседника депутата он узнал тоже. Да и на самом деле, кто бы его из таких, как Ладонин, не узнал? Это был Ребус. А Ребус был вором. Вором грозным и сибирским. Давно в народе бродила молва о его исключительном пристрастии к старорежимным привычкам. Нехорошие то были привычки, ибо Ребус убивал людей. Поэтому люди его боялись.

Более того, Ладонин один раз лично с ним общался, хотя Ребус, возможно, этого и не помнил. Это было давно. Тогда, когда заборы вокруг «Крестов», где временно чалился его старший брат, «были высокими». Игорь нелегально пришел в изолятор к Ладоге, которого по такому случаю вывели в гараж. Туда же в какой-то момент заглянул и Ребус. (Уж по какому такому делу, и тогда, и сейчас неведомо.) Однако Игорь запомнил, как после келейного разговора при, если можно так сказать, расставании Ребус сунул Ладоге мешочек из полиэтилена с чем-то черным.

– Это чего? – спросил Ладога.

– Кайф.

– Благодарю, мне не надо, – отказался Ладога.

– А это что – не тюряга? – удивился Ребус.

– Тюряга, – согласился Ладога.

– Времена! – по-познеровски произнес Ребус, и больше Игорь о нем вокруг себя не слышал. А сейчас вот вспомнил, глотнул кофе и звякнул охраннику, чтобы тот зашел расплатиться. Через пару минут фактически одновременно с охраной Игоря в «Дэ Фэ» вошел неведомый подручный Ребуса и передал своему хозяину портфель. Тот вынул бумажку с государственной шапкой в углу, протянул ее депутату и стал туманно обволакивать взглядом углубившегося в чтение собеседника.

– Вот здесь верю! Вор! – в данном случае воскликнул бы Станиславский.

От знакомых лиц в «Дэ Фэ» и так уже свербило в глазах, а тут еще появился и Утюг. Да не один, а с Севером. Именно тот самый Утюг, который так отлично балагурил при задержании братвы в далеком прошлом в Царском Селе.[10]Утюг не менялся десятилетиями – он, как и в ту суровую годину, был накачан, загорел и добр.

– Ба, Игорек! – Утюг и Север мгновенно оказались за ладонинским столиком. – А на кого хозяйство покинул? Гляди – расташшут.

– Всё не расташшут.

– Да как два пальца… Слушай, а мы с Северычем вчера наконец «Пургу» посетили. Знаешь?

– Угу, – мотнул головой Игорь, поймав на себе заинтересованный взгляд Полины.

– Короче, «Пурга», она и на Фонтанке «Пурга». Прикинь, потерял паспорт, оказывается. Но я тогда не знал. Потом продолжаем в «Тинькофе», знаешь?

– Нет! Откуда? – заржал Игорь.

– …Так вот, мне на телефон звонит какой-то кекс и сказывает: «Я, мол, из службы охраны президента – не хотите ли вернуть себе паспорт и расческу, которая у вас в паспорте хранится?» А я уже того, хороший. Говорю: «Я в восторге – подгребай», а он мне: «Я у входа в Тинькоф». Ну, мы с Севером выходим…

– Парни, а вы с 1989 года хотя бы на полчаса иногда расставались? – улыбнулся Игорь.

– А может, они за нами следят? – ни к селу очнулся Север.

– Кто? – в голос одновременно отозвались Игорь и Утюг.

– Охрана президента, – ответил Север.

– Да ты посмотри на свою рожу, а потом на президентскую! – ахнул Утюг и продолжил: – Так вот, опер этот и спрашивает (притом что узнал меня сразу, гад): мол, есть у меня деньги? Я ему отстегнул, а он мне вернул паспорт и расческу. Говорит, на Невском случайно нашел. Во! Представляешь?

Игорь начал уставать от похмельных балагуров. Он знал, что, несмотря на то, что теперь парни заправляют крупной продуктовой базой, по жизни они все равно остались прежними.

– Да, интересная история, – вынужденно согласился Игорь.

– Так он просто паспорт посмотрел, – снова очнулся Север.

– Какой? – не понял Утюг.

– Твой.

– Зачем?

Игорь с интересом смотрел на весь этот цирк.

– Чтоб тебя узнать, когда мы из «Тинькофа» выйдем, – проанализировал Север.

– А ведь точно! – Утюг захохотал.

В этот момент мимо Лямки к стойке за сигаретами прошел подручный Ребуса. Проходя, он с издевкой поднял воротник «кенгурухи» Лямки, натянул его ему на голову и отвесил легкий подзатыльник.

Этого не ожидал никто. Этого не ожидал 2004 год, который стоял «на дворе» Караванной, бывшей Толмачева улицы. Может быть, поэтому никто тогда не успел даже толком подумать, как на все это следует реагировать. В том числе и Лямка, который, тем не менее, по-детски покраснел.

А вот Утюг сделался серьезный. Утюг был бывшим гангстером и раздолбаем, но душа его была благородна. Это, кстати, очень сильно отличается от фразы: «В душе он был благородный». Утюг вырос на улице, и даже она не переваривала, когда унижают парня рядом с его девчонкой. Утюг глянул на смутившуюся Полину и отчетливо гаркнул в сторону хама: