музыкальной школы заняли произведения Глинки, Даргомыжского, Балакирева, Кюи, позже Мусоргского и Римского-Корсакова. Но наряду с ними исполнялись произведения и зарубежных композиторов, в том числе Шумана и Берлиоза.

В статье, посвященной 25-летию школы, В. В. Стасов писал: «Она являлась органом новых русских музыкантов-композиторов, прямых наследников и продолжателей Глинки и Даргомыжского. А эти новые музыканты водружали знамя русской национальности в музыке и никогда ему не изменяли во все 25 лет существования школы... Бесплатная музыкальная школа, следуя инициативе своих руководителей, выступила провозвестницей и распространительницей русского искусства, русского музыкального творчества. Она глубоко преклонялась перед всем тем, что создано великого и чудесного европейским музыкальным гением, но несогласна была веровать без разбора, как в фетишей, во все то, что в Европе признается великим и необычайным».

В 1863 году в России выступал Рихард Вагнер. Гастроли знаменитого немецкого композитора и дирижера вызвали в Петербурге огромный интерес. Мастерство его было бесспорным, исполнение — ярким, темпераментным.

Концерты, проходившие в зале Дворянского собрания и в Большом театре, привлекли не только любопытствующую публику, но и музыкантов. Были на них и члены балакиревского кружка: Вагнер-дирижер привлек их внимание, хотя музыку его они недооценивали.

Вагнер, в свою очередь, посетил концерт Балакирева, состоявшийся 3 апреля. Балакирев дирижировал «Арагонской хотой» Глинки и впервые исполнявшейся увертюрой к «Кавказскому пленнику» Кюи. Вагнер высоко оценил исполнение «Арагонской хоты» и полушутя-полусерьезно заметил, что в России у него появился соперник.

Концерты Бесплатной музыкальной школы и выступления Балакирева отметил в печати Стасов. Его статью «Три русских концерта» 30 апреля опубликовали «Санкт-Петербургские ведомости». Речь в ней шла о двух программах школы и сольном вечере Балакирева в зале Мятлевой. Они оказались, по словам Стасова, «единственными русскими концертами нынешнего года» и они «способны доказать даже самым неверующим, что есть действительно русская школа музыки и русские музыканты». Высоко оценивая расцветающий талант композитора, дирижера и пианиста, Стасов вопрошал в заключение: «Неужели такой музыкант, как М. А. Балакирев, не станет во главе русской оперы и оркестра?»

Безусловно, Балакирев в ту пору занял ведущее положение в музыкальной жизни Петербурга. Ему принадлежало в ней одно из первых мест наряду с А. Г. Рубинштейном, хотя Балакирев и считал себя его антиподом.

Пианист, композитор, музыкально-общественный деятель, основатель Русского музыкального общества, Рубинштейн в те годы много сил отдавал профессиональному музыкальному образованию. В 1862 году на основе музыкальных классов при Русском музыкальном обществе была создана Петербургская консерватория — первая в России. Она начала свою деятельность 8 сентября в доме на углу Демидова переулка (ныне переулок Гривцова) и набережной Мойки (дом не сохранился). При открытии Консерватории Рубинштейн произнес речь, которая заканчивалась такими словами: «Да, будемте работать вместе, будем помогать друг другу, будем стараться дорогое для нас искусство поставить на ту высоту, на которой оно должно стоять у народа, столь богато одаренного способностями к музыкальному искусству; будемте неутомимыми служителями того искусства, которое возвышает душу и облагораживает человека».

Однако, как это ни странно, участники балакиревского кружка испытывали к Рубинштейну и к Консерватории глубокую враждебность. Причиной расхождений являлась недооценка Рубинштейном важности национального начала в музыке.

В противоположность Балакиреву, Стасову и их друзьям, Рубинштейн — особенно в молодости — полагал, что национальная характерность может быть присуща лишь песням и романсам, а крупные сочинения, например оперы, должны носить «не национальный, а общечеловеческий характер». Далее Глинка, считал он, пытаясь создать национальную оперу, «потерпел крушение». Об этом Рубинштейн писал в 1855 году в статье «Русские композиторы». Лишь много лет спустя Рубинштейн понял ошибочность своей позиции.

Недооценка национального начала в искусстве глубоко оскорбляла балакиревцев, как в свое время Глинку. Упоминая Рубинштейна, они не жалели самых резких эпитетов, а к его начинаниям относились с недоверием: им казалось, что ни одно из них не может принести пользы русской музыке.

Поэтому к проекту создания Консерватории, а позже и к самому учебному заведению балакиревцы отнеслись скептически. Талант, считал Балакирев, должен развиваться свободно, а не в рамках определенных «школярских» требований. Нужно самостоятельно изучать музыку, созданную гениями, воспитываться на их традициях, а не связывать себя схоластическими «законами», которыми так увлекаются немецкие музыкальные теоретики, процветающие, например, в знаменитой Лейпцигской консерватории, которую Рубинштейн взял за образец. Балакиревцы безоговорочно стояли на стороне Шумана, который бунтовал против сочинения музыки по «правилам» и смело ломал то, что бездарные и ограниченные музыканты считали обязательным и незыблемым. По новому пути, совершая открытия и в области формы, и в инструментовке, можно идти, как, например, идет Берлиоз, только не будучи связанным правилами. И Бетховен и Глинка сказали каждый свое слово в искусстве только благодаря тому, что творили свободно, не связывая себя схоластическими «законами». Консерватории же, считали балакиревцы, будут калечить талантливых музыкантов, сковывать свободный полет их фантазии, смолоду приучат их работать с оглядкой на «образцы».

Ополчаясь против схоластики и формализма, балакиревцы были правы, но их отрицание школы, дающей систематическое профессиональное образование, воспитывающей техническое мастерство, нельзя не признать ошибочным.

Организация Петербургской консерватории явилась событием первостепенного значения, хотя на первых порах постановка дела в ней страдала существенными недостатками, не ускользнувшими от внимания Балакирева и его друзей.

Открытие Консерватории было назревшей исторической необходимостью. Россия нуждалась в музыкантах, имеющих солидную профессиональную подготовку.

После создания в Петербурге Консерватории в музыкальном образовании и просвещении в России произошел огромной важности сдвиг. Свой вклад в это дело внесла и Бесплатная музыкальная школа.

* * *

В ту же пору, когда начала претворяться в жизнь идея Бесплатной музыкальной школы, Балакирев приступил еще к одному важному делу. Чтобы лучше узнать музыкальный фольклор родной страны, записать новые народные песни, он решил отправиться в поездку на Волгу.

Пытливый интерес к русскому народному творчеству все члены кружка проявляли с юных лет. В дальнейшем этот интерес еще более увеличился. Придавая огромное значение национальному своеобразию музыки, они справедливо считали, что достичь его можно только в том случае, если композитор обращается к народно-песенным истокам. Тот, кто воспитан лишь на сочинениях, звучащих в великосветских салонах,— даже на самых лучших,— не сможет создать ничего стоящего. До сих пор, полагали члены балакиревского кружка, профессиональная музыка за редкими исключениями (имелся в виду прежде всего Глинка) была далека от народного творчества. Композитор же в первую очередь должен проникнуться духом народной музыки, тем более — русский композитор. Животворный источник творчества — народная музыка.

Русский народ создал богатый фольклор. Жизнь русского человека невозможна без песни. «Видите ли,— писал Стасов Балакиреву,— каков музыкальный характер нашего племени: воины идут на войну — с