— Ну хорошо, — поспешно проговорил он, — это не важно. Я верю, что это та самая девчонка — действительно, откуда здесь взяться другой? Ты проводишь меня и моих друзей туда, где видел ее в последний раз?

— Что за украшение? — спросил Увера.

— Ну, девушки обычно носят украшения, — небрежно ответил Алекс, — вот я и подумал…

— Что за украшение? — взвизгнул Хосе. — Серебристое украшение? Украшение в виде броненосца?!

«Чертов псих, — устало подумал Алекс и на мгновение прикрыл глаза. — А он-то откуда знает о Броненосце? И откуда вообще взялся?»

Увера тем временем поднялся из-за стола и теперь стоял, пригнувшись, будто готовясь к прыжку.

— Эта девка украла моего Броненосца? — дрожащим голосом спросил он.

— Может быть, — торопливо согласился Алекс. — Именно поэтому мы хотим ее найти. Потому что она ворует всякие вещи.

— Я помогу вам, — важно кивнул Хосе. — И мне надо Броненосца и в башню — потом, когда я верну братьев. У вас есть еще сгущенка?

Алекс вздохнул и поставил на стол еще одну банку.

Ятаки, Боливия, апрель 1964 года

Они достигли поселка в сумерках. Постепенно джунгли сменились хаотическими зарослями на месте старых вырубок; замелькали по обочинам банановые деревья, сельва уступила место обработанной земле, и вот уже впереди показались первые хижины — простейшие сооружения из тростника и листьев, чуть приподнятые над землей — чтобы в дом не забирались животные. Дверные проемы прикрывали полосатые занавеси, плетенные из грубого волокна. Хижины располагались полукругом, обращенным к большой реке; Макс с радостью понял, что это Парапети. На вытоптанной площадке перед хижинами горел костер, вокруг которого и собрались жители поселка.

Это были те из лесных индейцев, которые не захотели отстаивать образ жизни своих предков с помощью смазанных ядом стрел. Они по-прежнему относились к пришельцам агрессивно и настороженно, но по крайней мере не считали их злыми духами, пришедшими из Нижнего Мира. Несколько выдолбленных из цельных стволов каноэ, вытащенных на берег, наводили на мысль о том, что у жителей поселка есть связь с более цивилизованными деревнями выше по течению. Некоторые из индейцев снизошли даже до того, чтобы пользоваться невесть кем завезенными ножами и посудой. В общем, Ятаки, каким его впервые увидел Макс, был пограничьем, форпостом между древней индейской тьмой сельвы и холодным светом европейского разума.

Пока они проезжали мимо хижин, отец Хайме нетерпеливо вертел головой, высматривая что-то; по мере того как путники продвигались к реке, священник выглядел все более разочарованным и растерянным. Он что-то бормотал под нос; до Макса доносились обрывки молитв, вздохи, и в конце концов падре не выдержал.

— В этом селении нет церкви, — сказал он.

— Ничего странного, — удивленно ответил Макс, — это же индейское селение.

Он хотел добавить, что у них — свои боги, но подумал, что после посещения монастыря это стало скользкой темой, и промолчал. Но священник не унимался.

— В это селение уже пришла цивилизация, — сказал он. — Но первым делом принесла ножи и сковородки! Материальный мусор вместо Слова Божия. Это неверно, и это должно исправить.

— Только не сейчас, — проговорил Макс. Дети и женщины незаметно исчезли куда-то, и сейчас напротив путников стояли только мужчины — низкорослые, но крепкие и хорошо вооруженные.

— А мать Эсмеральда говорила, что здесь мы будем в безопасности, — с горькой иронией прошептал Макс.

Однако он зря усомнился в правоте настоятельницы. Старший из мужчин добродушно ухмыльнулся, обнажив почти беззубые десны, и приглашающее махнул рукой в сторону костра. Ловя на себе любопытные взгляды, Макс присел в говорливый круг и с благодарностью принял протянутую кем-то плошку с варевом из юкки.

Воспоминания о юношеских мечтах охватили его, окатив жгучей смесью любви, стыда и горечи потери. И десяти лет не прошло с тех пор, как Макс фантазировал: вот он возвращается из экспедиции и выкладывает на стол генерала Беляева мирный договор с лесными индейцами и первые наброски словаря… Меньше десяти лет назад, а кажется, что прошло полвека. Когда-то он вез им бусы и ножи. И вот — у них есть и ножи, и бусы, но подарил их не Макс. Он не застал генерала в живых, и с тех пор, кажется, ничего в жизни Макса не приносило ему искренней радости. И вот сейчас он сидит с лесными людьми, которых когда-то так боялись гуарани. Сидит с когда-то не знавшими пощады пожирателями человечины, ест запеченную в банановых листьях рыбу и слушает разговор на неизвестном языке — щелкающие, щебечущие, свистящие звуки, будто Макс оказался вдруг в гигантском птичьем гнезде. Расспрашивай, записывай, создавай основу для словаря… Но зачем это Максу, если генерала нет в живых? Он не привез Беляеву ни мегатерия, ни словаря, ни мирного договора. И даже фигурку Броненосца, что сама пришла ему в руки, не успел довезти…

Макс очень давно не вспоминал о Броненосце. Фигурка уже несколько лет лежала у него в потайном кармане, тщательно обернутая в несколько носовых платков. Когда-то он носил ее на цепочке — и от этого глаза странно меняли цвет. Иногда Макса посещали удивительные видения — стоило только сосредоточиться и покрепче сжать фигурку в руке. Когда-то Макс делал это часто — и раз за разом видел, как возвращается к Беляеву победителем и тот называет его сыном… Кажется, именно тогда попытки найти мегатерия стали совсем вялыми; именно тогда Макс практически порвал отношения с владельцами зверинцев и принялся поставлять ингредиенты зелий на рынок в Ла-Пасе. Он понимал, что происходит что-то неладное. Взгляд его разноцветных глаз становился все более рассеянным, и все чаще, глядя в зеркало, он вспоминал старого индейца, который был так одинок, что вынужден был сам плести себе погребальный покров. Он помнил слова Кавимы о том, что Броненосец — злая вещь и не всякому по силам, но не мог перестать носить предмет, как пьяница не может перестать покупать спиртное.

Иногда он встречал людей, которые, заметив его разноцветные глаза, вдруг принимались смотреть пристально и настойчиво, будто у них с Максом была какая-то общая тайна. За несколько лет это произошло три или четыре раза, и каждый раз — в Санта-Крусе или Ла-Пасе, больших городах, полных самых странных людей со всего мира. Один раз это был пожилой немецкий плантатор — у него тоже оказались разноцветные глаза, и он по-свойски подмигнул Максу, когда встретился с ним взглядом. Другой раз — красивая белокурая женщина со злым лицом, которая уставилась на Макса так настойчиво и алчно, что он, почти испугавшись, попросту сбежал, затерявшись на людных кривых улочках.

…Это случилось в Ла-Пасе. В тот год он решил, что не станет больше связываться с перекупщиками и будет сам отвозить добычу в высокогорный Ла-Пас. Обвешанный вонючими мешками с частями тел несчастных животных, он пробирался через шумную рыночную толпу. Шершавый разреженный воздух обдирал легкие, перед глазами плыли багровые круги, и дико раскалывалась голова — Макс с непривычки испытывал все муки горной болезни. Дым очагов, на которых жарили кукурузу с сыром, разъедал горло. Макс едва держался на ногах и чуть не упал, когда в его плечо впились морщинистые пальцы, похожие на птичьи когти. Старуха-торговка эфедрой потащила его за руку, и Макс сам не понял, как оказался в полутемном шатре, разбитом за прилавком.