– Здесь, – хрипло сказал он.

В углу лежал труп. Мейсон едва не споткнулся об него, но вовремя остановился.

Он услышал шаги Микки и его голос. Сдавленный испуганный шепот:

– Матерь божья!

Росс ничего не сказал. Никто из них больше ничего не сказал, слышалось только судорожное дыхание.

Потому что там, на полу, лежали они сами. И все трое были мертвы.

Мейсон не знал, сколько они так простояли, молча разглядывая изувеченные тела.

«Как должен вести себя человек, стоящий рядом с собственным трупом? – крутилось у него в голове. – Что он должен сказать? Каким должно быть его первое слово?»

Трудный, опасный для сознания вопрос.

Но это действительно произошло. Он стоит здесь – а у него под ногами лежат мертвецы. Пальцы Мейсона онемели, он пошатнулся на наклонном полу.

– Господи… – снова прошептал Микки.

Он направил фонарь на собственное лицо. Его губы дернулись. Затем все трое осветили свои лица, яркие полосы света соединили их с телами двойников.

Наконец Росс выдохнул, и в спертом воздухе кабины прозвучал его напряженный голос:

– Картер, найди выключатель аварийного освещения и проверь, работает ли.

– Сэр?

– Выключатель! – рявкнул Росс. – Аварийное освещение!

Мейсон и капитан остались на месте, а Микки прошаркал вверх по наклонному полу, задевая ботинками металлические обломки. Мейсон закрыл глаза, но никак не мог сдвинуть ногу, прижатую к мертвому телу. Словно был к нему привязан.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он.

– Не раскисай, – сказал Росс.

Мейсон не знал, кого хотел подбодрить капитан – его или себя.

С визгом включился аварийный генератор. Лампы мигнули и погасли. Генератор закашлялся, затем снова загудел, и наконец вспыхнул свет.

Микки соскользнул по склону и стал рядом. Они смотрели на собственные трупы. Головы мертвецов были раздавлены. Микки отшатнулся, раскрыв рот в непередаваемом ужасе.

– Я ничего не понимаю, – сказал он. – Ничего! Кто это?

– Картер, – ответил Росс.

– Это я Картер! – воскликнул Микки. – Господи! Это я!

– Держи себя в руках! – приказал Росс.

– Это мы, – тихо проговорил Мейсон. – И все трое мертвы.

Он не знал, что тут еще можно сказать. Это был безмолвный кошмар. Искореженная, накренившаяся кабина. Три скорчившихся в углу трупа, переплетенные руки и ноги. Ничего не оставалось, как оцепенело смотреть на них.

– Идите поищите брезент, – велел Росс. – Оба.

Мейсон развернулся, радуясь тому, что можно переключиться на выполнение простой задачи и отпихнуть от себя этот ужас. Он зашагал вверх по наклонному полу. Микки попятился, не в силах отвести взгляд от крупного покойника в зеленом комбинезоне и с окровавленной головой.

Мейсон вытащил из хранилища тяжелый рулон брезента и отнес в кабину, механически переставляя ноги. Он пытался выключить мозг, чтобы не думать о происходящем, пока не уляжется первоначальный шок.

Вместе с Микки они неловкими движениями развернули брезент, и плотная блестящая ткань плавно опустилась на трупы. Она прикрыла головы, туловища, а также выставленную вверх, словно копье, руку.

Мейсон вздрогнул и отвернулся. Он заковылял к креслу пилота и рухнул в него. Посмотрел на свои вытянутые ноги в тяжелых ботинках. Ущипнул себя за икру и почти с облегчением почувствовал боль.

– Отойди от них! – услышал он голос Росса. – Я сказал, отойди!

Он оглянулся и увидел, как Росс вцепился в Картера, присевшего над трупами. Мейсон ухватил Микки за руку и потащил наверх.

– Мы все мертвы, – глухо проговорил Микки. – Это мы там, на полу. Мы все мертвы.

Росс затолкал его голову в разбитый иллюминатор и заставил выглянуть наружу.

– Вот он, наш корабль, – сказал капитан. – На том же месте, где мы его оставили. А этот – не наш. И эти тела… не могут быть нашими, – закончил он слабым голосом.

Для такого рассудительного человека собственные слова прозвучали не слишком убедительно. Он дернул кадыком и упрямо выпятил нижнюю губу, не желая уступать этой загадке. Росс не любил загадок. Он предпочитал решения и действия. Сейчас он жаждал действий.

– Вы же видели себя на полу, – сказал Мейсон. – Хотите сказать, что это не вы?

– Именно это я и хочу сказать, – ощетинился Росс. – Это кажется безумием, но у всего есть объяснение.

Он ударил кулаком в свой мощный бицепс и поморщился:

– Вот он я. И я настоящий. – Росс сверкнул глазами, словно ожидая возражений. – Я живой.

Двое помощников растерянно смотрели на него.

– Я ничего не понимаю, – вяло произнес Микки и покачал головой.

Мейсон обмяк в кресле пилота. Он почти поверил, что прагматизм Росса вытащит их из этой передряги. Что его иммунитет к необъяснимому спасет экипаж. Он пытался думать сам, но проще было предоставить право решать капитану.

– Мы все мертвы, – повторил Микки.

– Не будь дураком! – закричал Росс. – Потрогай себя!

Мейсон гадал, как долго это будет продолжаться. Вот сейчас он проснется и увидит, что все сидят на своих обычных местах, и этот безумный сон больше никогда не повторится.

Но сон не заканчивался. Мейсон откинулся на спинку кресла, и она была настоящая. Со своего места он мог дотянуться до органов управления, и они тоже были настоящими. Это не сон, это реальность. Не нужно даже снова щипать себя.

– Может, галлюцинация? – безуспешно попытался он найти объяснение методом тыка.

– Все, с меня хватит, – заявил Росс.

Он прищурился и строго посмотрел на подчиненных. На его лице читалась уверенность. Мейсон ощутил что-то вроде надежды. Он попробовал догадаться, к какому выводу пришел Росс. Галлюцинация? Нет, исключено. Росс ни за что с этим не согласится. Микки тоже смотрел на Росса. Молчал, раскрыв рот. Он тоже нуждался в успокоительном объяснении.

– Складка времени, – сказал Росс.

Затянулась пауза.

– Что? – спросил Мейсон.

– Послушайте… – начал излагать свою гипотезу Росс.

Нет, это была не гипотеза, а теория, поскольку логика Росса не знала таких вещей, как сомнение. Он излагал только непреложные истины.

– Искажение пространства, – говорил Росс. – Время и пространство образуют единый континуум. Так?

Никто ему не ответил. Но он в этом и не нуждался.

– Вспомните, в ходе подготовки нам рассказывали о замкнутой кривой времени. Есть вероятность, что если улететь с Земли в определенный момент, то мы вернемся назад на год раньше, чем выходило по расчетам. Или на год позже.