Люся машинально кивнула головой.

– Вот я и хочу пообщаться с Гоголем, – сделав как можно более безразличное лицо, сказала она.

– С Гоголем? – хлопая ресницами, удивилась Люся. – Зачем тебе он?

– Да потому что сейчас я издаю именно его, – продолжала издеваться она над Люсей, – ты же была на презентации начала с этого проекта. Помнишь? Ты еще удивилась его названию «Неизвестный Гоголь»…

Люся машинально кивнула. Эта была победа. Оставалось только добить противника, и поэтому, сделав небольшую паузу, она сказала сакраментальное:

– Как видишь, ничего личного, только бизнес, – после чего подозвала гарсона и попросила счет. Люся была в состоянии, которое у боксеров именуется термином «грогги», и поэтому, когда принесли счет, она даже не предприняла обычной в таких случаях формальной попытки предложить свою помощь в его оплате.

Охранник Слава, ожидавший ее на улице, придержал им дверь, и, выйдя из кафе, они направились к своим машинам.

– Поехали за Люсей, – сказала она водителю, когда ее «мерседес» и «лексус» подруги, выехав с парковки, поехали в сторону центра. Движение, несмотря на поздний вечер, было затрудненным, и пока они прибыли к месту, было уже около десяти.

– Поздно, – поеживаясь от вечерней прохлады, сказала Люся и, подумав, добавила: – Неловко как-то.

– Неловко? – удивленно взглянув на нее, спросила она. – Тебе?

– А мне что? – вопросом на вопрос ответила Люся. – Мое дело крайнее, я ведь с тобой не пойду. Очень мне надо с твоим Гоголем общаться. Прямо-таки «Мертвые души» получаются. Да если хочешь знать, мне с ним даже живым не особо большая охота трепаться. И потом, в книге же все будет написано, вот я и прочту. Поэтому держи, – сказала Люся, сунув ей в руку листочек. Затем прибавив: – Это код, – и указав на одну из парадных, – а это подъезд, – она махнула на прощание рукой и укатила.

Проводив взглядом Люсину машину и для пущей уверенности убедившись, что Слава стоит рядом с авто, она подошла к нужной парадной и, встав под тусклой лампой, что светила над дверью, развернула Люсин листок. Сверяясь с ее каракулями, она набрала заветную комбинацию цифр. Прошло достаточно времени, прежде чем домофон, подав признаки жизни, прохрипел «это кто?».

– Я от Люси, – ответила она.

– Ах, от Люси! – делано обрадовался серый ящик и тут же осведомился: – А это кто?

– Вы как-то помогли ей найти фамильный браслет, – сказала она в серый ящик.

Хмыкнув, домофон на какое-то время замолчал, пытаясь, по всей видимости, вспомнить ее Люсю. И то ли вспомнив ее, то ли нет, наконец, предложил:

– Если вы все по тому же делу, то позвоните по телефону и запишитесь на прием.

– На прием? – удивилась она.

– А как же? – удивился в ответ серый ящик.

– Хорошо, хорошо, продиктуйте, пожалуйста, номер, я вам тотчас перезвоню, – сказала она, вытаскивая из кармана мобильный телефон.

– И не трудитесь, милочка, – с сарказмом ответил ей ящик, – во-первых, сейчас время позднее, и я лягу спать, а во-вторых, запись идет уже на декабрь. Поэтому узнайте-ка у своей Люси мой телефон и соблаговолите перезвонить в урочное время завтра.

– Не кладите трубку, – умоляющим голосом сказала она, – я не могу завтра. Мне нужно сегодня. И я готова заплатить любые деньги.

Домофон вновь задумался. То, что он был еще включен, чувствовалось по характерному потрескиванию, доносящемуся из его электрических внутренностей.

– А что за спешка? – осведомился он через какое-то время. – Ведь если тот, с кем вы хотите общаться, уже «там», то он «оттуда» никуда уже не денется.

– Мне нужно, я не могу вам объяснить зачем, – сказала она и предложила: – Вы только назовите сумму.

Видимо, эта универсальная формула возымела свое магическое действие, и домофон, моментально просуммировав все свои ближайшие мыслимые и немыслимые траты, деловито сообщил:

– Десять тысяч.

– Десять тысяч чего? – поинтересовалась она.

– Евро, конечно, – в свою очередь удивился ее бестолковости серый ящик.

– Карточки принимаете? – надеясь на чудо, спросила она.

– Конечно, нет! – с издевкой сказал домофон и деловито поинтересовался: – Так что, открывать?

И тут она вспомнила о двадцати тысячах, которые еще вчера, в счет будущих зарплат, отдала телохранителю Славе для его первого взноса за квартиру.

– Да! – сказала она.

Пока домофон, оживившись, сказал «второй этаж, дверь направо» и стал жужжать замочком, она крикнула охраннику:

– Слава!

Стоящий неподалеку телохранитель откликнулся сразу.

– Деньги, что вчера отдала, с собой? – спросила она, с замиранием сердца ожидая ответа.

– А где ж им быть, если я второй день не попадаю домой? – недовольно буркнул Слава. В другой раз каленым железом выжигающая бациллу недовольства из своих сотрудников, сейчас она была готова его расцеловать.

– Срочно неси десять тысяч, я дома верну, – махнув ему рукой, сказала она и, тужась, раскрыла тяжелую дверь. Через минуту они были у цели. В открытых дверях стояла немолодая женщина. Она была полной и имела неухоженный вид. Лицо у нее было спокойным и не выражало никаких эмоций. Только глаза были грустными и в то же время пустыми.

– Он с вами? – кивнув на Славу, осведомилась женщина.

– Да, – ответила Люба, но, подумав, что в таком деле важно все, решила уточнить: – Вообще-то он мой охранник. – И оказалась права.

– Не положено, – покачав головой, сказала женщина, – иначе никто не придет.

И продолжила, обратившись к Славе:

– Слышь, солдатик, карауль у двери. Те, к кому вы пришли, уже не кусаются.

– Да-да, останься здесь, – сказала она Славе и, взяв у него упакованную в бумагу пачку денег, переступила порог. Квартира встретила ее загадочным полумраком. На столике, рядом с черным дореволюционным телефоном догорала свеча. Поодаль, на прибитой к стене подставке, горела другая, поменьше. Она в нерешительности оглянулась. «Нехорошая квартира», – промелькнуло у нее в голове.

– Идите в гостиную, – закрывая входную дверь, сказала женщина. Осторожно ступая, она пошла вперед и очутилась в мрачной комнате, с задернутыми наглухо тяжелыми шторами. В центре комнаты стоял массивный стол, на котором в бронзовом подсвечнике горела толстая свеча. На самом краю стола, рядом с чучелом вороны лежала огромная, размером с портфель, книга, на обложке которой дореволюционным шрифтом с «ять» было начертано «Как живут умершие».

– Не вы издавали? – раздался вдруг у нее над ухом насмешливый голос хозяйки. От неожиданности она вздрогнула и резко повернулась назад. И в этот же миг рядом с ней, заставив ее вскрикнуть и едва не задев ее крыльями, пролетело ожившее «чучело» и уселось на хозяйкино плечо.

– Все принимают Клару за чучело, а Клара живая, – с видимым удовольствием сказала женщина и деловито осведомилась: – Деньги с вами?

Люба кивнула.

– Давайте сюда, – потребовала женщина и пояснила: – Так будет спокойней.

Протянув