— Говорите, — повторила она и взяла врача за руку. Ее решительное прикосновение придало ему мужества.

— Простите, миссис Эббот. Пуля причинила большой ущерб. Она едва не задела сердце и сломала два ребра.

Белл почувствовал, как в его сердце разверзается бездна.

— Он умер?

— Нет!.. Пока нет.

— Положение безнадежное? — спросила Лилиан.

— Я хотел бы…

Белл почувствовал, что она оседает у него в руках, и поддержал ее.

Он спросил:

— Что еще можно сделать?

— Я… я ничего не могу.

— А кто может его спасти? — спросил Исаак Белл.

Врач глубоко вздохнул и посмотрел на него невидящим взглядом.

— Есть человек, который может рискнуть и оперировать. Хирург Нуланд-Новицки. В бурской войне он использовал новую методику лечения огнестрельных ран. К несчастью, доктор Нуланд-Новицки…

— Вызовите его! — воскликнула Лилиан.

— Его сейчас нет. Он читает лекции в Чикаго.

Исаак Белл и Лилиан Эббот, неожиданно исполняясь надежд, переглянулись.

Врач сказал:

— Даже если Нуланд-Новицки вовремя сядет на поезд «Твентис сенчури лимитед», ваш муж не проживет те восемнадцать часов, которые нужны, чтобы добраться сюда. Даже девятнадцать, чтобы доехать сюда из Нью-Йорка. Мы не можем перевезти его в Нью-Йорк.

— А сколько у него есть?

— В лучшем случае двенадцать-четырнадцать часов.

— Отведите нас к телефону, — попросил Белл.

Врач бегом провел их по гулким помещениям больницы на ее центральный коммутатор.

— Слава богу, отец дома, — сказала Лилиан. — Нью-Йорк, — обратилась она к оператору. — Мюррей-Хилл, четыре-четыре-четыре.

Была установлена связь с белым особняком Осгуда Хеннеси на Парк-авеню. Дворецкий позвал Хеннеси к телефону.

— Отец. Выслушай меня. В Арчи стреляли… Да, он тяжело ранен. В Чикаго есть хирург. Он нужен мне в течение двенадцати часов.

Врач покачал головой и сказал Беллу:

— «Твентис сенчури» и «Бродвей лимитед» идут восемнадцать часов. Какой поезд преодолеет расстояние от Чикаго до Нью-Йорка быстрей этих экспрессов?

Исаак Белл позволил себе обнадеживающе улыбнуться.

— Поезд, дорогу которому расчистит железнодорожный барон, любящий свою дочь.

— Враги комиссара Бейкера зовут его легковесом, — проворчал Осгуд Хеннеси, имея в виду недавно назначенного комиссара нью-йоркской полиции. — А я называю его чертовски хорошим парнем.

Шесть машин дорожной полиции и мотоцикл, который отдел полиции опробовал, готовясь создать специальный подвижной отряд, ждали у Центрального вокзала, чтобы как можно быстрее проводить лимузин Осгуда через Манхэттенский мост, Бруклин и округ Нассау. На улицах было темно, рассвет еще только брезжил слабым заревом на востоке.

— Вот они! — воскликнула Лилиан.

Исаак Белл выбежал из железнодорожного вокзала, держа за руку моложавого спортивного Нуланда-Новицки, который трусил рядом с ним, как добродушный шнауцер.

Взревели моторы, завыли сирены, и через несколько секунд лимузин уже летел по Парк-авеню. Лилиан передала Нуланду-Новицки последнюю телеграмму из больницы. Он прочитал ее, качая головой.

— Пациент сильный человек, — сказал он, успокаивая. — Это всегда помогает.

В Белмонт-парке тот же розовый рассвет отражался в блестящем стальном рельсе, на котором должен был пройти последнее испытание революционный термодвигатель Дмитрия Платова. Человека, скорчившегося под двигателем, светлеющее небо заставляло торопиться. Если он еще задержится, кто-нибудь из тех, кто рано встает, увидит, как он гаечным ключом отворачивает болты. Он уже чувствовал запах завтрака. Через поле со стороны железнодорожной станции ветер донес запах жареного бекона.

В любую минуту могут явиться механики. Но саботаж — работа медленная. Человеку приходилось смачивать все болты маслом, а уж потом отворачивать их, иначе они могли заскрежетать. Потом масло нужно вытереть, чтобы его не заметили те, кто будет готовить новый двигатель к установке на ждущем поблизости под брезентом биплане Стивена Стивенса.

Он уже закончил бы, если бы поле постоянно не обходили детективы, охраняющие летающую машину Джозефины. Неслышные, непредсказуемые, они появлялись ниоткуда, ослепляли фонариками и так же неожиданно исчезали, заставляя гадать, когда явятся в следующий раз и с какой стороны. Дважды он прятался, нервно потирая руки, поджидая, пока они пройдут.

Ослабив соединение, которое скрепляло выступающие концы рельса, он в образовавшееся пространство вставил две спички. Если кто-нибудь проверит соединение, слабины не почувствует. Но, когда термодвигатель разовьет полную мощность, рельс под действием огромного напряжения разойдется. Последствия будут такими же, как если бы на пути состава открыли стрелку, переводящую его на другой путь. Разница в том, что здесь рельс один и «поезд», то есть двигатель Платова, не перейдет на другой путь, а полетит по воздуху, как пушечное ядро. И да поможет Господь тем, кто окажется у него на дороге.

— Гарри Фрост жив, — сказал Исаак Белл.

— По всем данным, — возразил Ван Дорн — бедный Арчи попал в него дважды. В нем теперь свинца больше, чем в лудильщике.

— Недостаточно, чтобы его убить.

— Вы не видели его шкуры. Даже волоска не видели. Ни в одной больнице о нем не слышали. Ни один врач не сообщил о сломанной челюсти в наборе с двумя пулевыми ранениями.

— Врачам, нарушающим закон, доплачивают, чтобы они не докладывали о пулевых ранениях.

— У нас нет ни одного свидетельства. Никто его не видел.

— Мы получили много звонков.

— И ни один ни к чему не привел.

— Это не значит, что он мертв.

— По крайней мере он не в состоянии действовать.

— Я бы и на это не поставил, — сказал Исаак Белл.

Джозеф Ван Дорн ударил кулаком по столу.

— Послушайте, Исаак. Мы уже не впервые идем этим путем. Мне бы хотелось, чтобы Гарри Фрост был жив. Это хорошо для бизнеса. Престон Уайтвей будет продолжать платить нам за охрану своей «Любимицы Америки в воздухе». Но я не могу заставлять его круглосуточно оплачивать работу дюжины агентов.

— Нет тела, — ответил Билл.

Босс спросил:

— Каковы у вас доказательства, что он еще жив?

Белл вскочил и стал большими шагами расхаживать по номеру отеля «Никербокер», где Ван Дорн устраивал свой кабинет, бывая в Нью-Йорке.

— Сэр, — официально обратился он к боссу, — вы работаете детективом дольше меня.