— Ужасен? — Драко выровнял спину, повернувшись в сторону отца. — Ужасен? — В голосе скользнул смешок. — Ты не просто ужасен, ты — отвратительный, мерзкий, невыносимый человек. Ты заставил меня, собственного ребенка, рисковать жизнью, ты заставил меня делать то, что не должны делать дети в моем возрасте. Тебе было все равно на меня, на мать и на окружающих людей. — Драко срывался, смотря на Люциуса. — Тебя волновала собственная выгода, гордость, амбиции, высокомерность и брезгливость. Ты воспитывал меня по собственному подобию, не давая возможности мыслить своей головой.

Драко смотрел на отца, его скулы подрагивали, а на эмоциях он пальцем ткнул себе в лоб. Будто показывая, куда именно вбивали неправильные мысли.

— Благодаря тебе я купался не в любви, а в чертовой грязи. До двадцати лет я не знал как мне думать собственными мозгами. Там не было ни одной здоровой мысли. — Драко прошипел, будто сейчас он имел право высказать все, что собралось в его душе. — Знаешь, через какие трудности я проходил, чтобы добиться того, что сейчас у меня есть? Да никто, черт возьми, не знает, никто! И ты думаешь, что это самое худшее? Ты вбил в мою голову эту гнилую идею, что мы, чистокровные, не имеем права даже сидеть за одним столом с маглорожденными. Я все годы обучения жил с этими мыслями, я унижал людей, я относился к ним, как к дерьму. Но на самом деле, дерьмом был я сам! — Скулы Драко дернулись, а пальцы сильнее впились в ткань брюк. — Мне тридцать лет, а я все еще корю себя за то, что относился к этой женщине так пренебрежительно. Нормальные люди в тридцать лет могут похвастаться семьей или здоровыми отношениями. А я в этом возрасте боюсь пригласить на свидание женщину, которая мне нравится. А все из-за тебя!

Дыхание сбилось, когда Драко договорил последнюю фразу. Казалось, что он всю свою сознательную жизнь желал выговориться. Высказаться отцу, которого он не переносил, от которого у него холодило в затылке даже после стольких лет.

Тоскливый взгляд Люциуса следил за мимикой сына. Он чувствовал и понимал, как тяжело давались эти сказанные слова. Видел отражающуюся на лице злость и грустный взгляд светлых глаз. Ему было больно, что его дитя, даже такое далекое от него, страдало.

— Мне жаль, мне очень жаль. — Тихий голос Люциуса растворялся в ночном воздухе. — Мне правда очень жаль, что тебе пришлось так страдать. Мне жаль, что ты так долго корил себя, мне жаль, что на тебя так сильно влияли обстоятельства.

Решившись, Люциус медленно приподнял руку. Ладонь легко легла на плечо сына, а пальцы чуть сильнее сжали ткань рубашки.

— Я не знаю, как мне помочь тебе с твоими… — Он запнулся. — С твоими переживаниями. Не знаю, какие слова подобрать, чтобы ты не воспринял это глупой отмашкой.

Мужчина пытался донести свою мысль до сына, который явно напрягался от легких прикосновений.

— Я не могу представить через какие трудности ты на самом деле прошел. Не могу представить, как мучаешься от пережитых событий в твоей реальности. Даже не могу представить того, какие чувства испытываешь, когда боишься собственных желаний. — Голос мужчины едва осип. — Я видел достаточно счастливых моментов, видел радость и печаль. И мне действительно хочется, чтобы в твоей жизни все было именно так. Я хочу, чтобы ты был счастлив в своем мире, чтобы единственной печалью в твоей жизни было отсутствие молока, которое ты добавляешь в утренний кофе. — Пальцы чуть сильнее сжали мужское плечо. — Ты можешь быть счастлив, можешь наслаждаться жизнью и любить. Поверь, некоторые твои страхи могут быть чем-то навязанным.

Люциус тяжело выдохнул, пытаясь в очередной раз подобрать нужные слова. Его сердце было неспокойно, но он старался донести хоть немного светлых мыслей в голову сына.

— Ты можешь быть счастлив с женщиной, которая тебе нравится. Особенно после того, как узнал, что она не видит в тебе засранца, каким ты сам себя считаешь. — На тонких губах скользнула едва уловимая улыбка. — Попробуй отпустить хоть немного боли, которую ты хранишь в своем сердце. Поверь, ты заслуживаешь счастья.

— Не могу… — Драко отвел взгляд в сторону. — Может, у меня и есть подобные желания, но в реальности это невозможно. Боюсь, что не могу дать ей столько счастья, сколько она на самом деле заслуживает.

В какое-то мгновение, его слова затронули одну из волнующих тем. И Драко, тяжело выдыхая, вновь вернулся к мыслям о Гермионе. Казалось, что он действительно не может или даже не имеет права претендовать на эту женщину.

— Разве можно быть отвергнутым женщиной, которой ты нравишься? — Люциус улыбнулся. — И поверь, у тебя есть все шансы сделать её счастливой. Одну подобную историю я уже видел.

Немного нахмурив брови, Драко вновь вернул взгляд на Люциуса. На отцовском лице мелькнула краткая улыбка.

— У Гермионы есть хобби — фотография. — Люциус выдохнул. — Думаю, вы оба это заметили. По количеству альбомов, камер и нашему замечанию, когда она вышла из дома без техники. Но у Драко, — мужчина запнулся, — у тебя из этой реальности есть тоже одно небольшое занятие. Гермиона про него не знает, но оно действительно ценное. Я могу нарушить своё обещание, данное тебе же. — Люциус вновь улыбнулся, от абсурдности слов. — И показать, что вы действительно можете быть счастливы. Ведь все зависит не от окружения, а от вас самих.

Едва похлопав по плечу, Люциус убрал руку от сына. Поднимаясь со скамьи, мужчина выровнялся в полный рост, продолжая следить за едва уловимым, но заинтересованным взглядом Драко.

— Если хочешь, я покажу. — Он усмехнулся, протягивая руку. — Встань.

Несколько мгновений Драко смотрел на протянутую руку. Он не мог поверить, что действительно общался с отцом, что тот его поддержал, а не накричал или ударил. Нерешительно поднявшись с места, Драко протянул руку, обхватывая ладонь отца. Легкая улыбка была на лице Малфоя-старшего в момент, когда тот без предупреждения аппарировал из сада, втягивая их обоих в воронку трансгрессии.

* * *

Оказавшись в темном помещении, Драко немного наклонился, обхватывая рукой живот. Перемещение далось не очень приятно, отчего легкие спазмы в желудке приносили немного дискомфорта.

Свет появился так же неожиданно, как они оказались в незнакомом месте. Выравниваясь, Малфой поправлял растрепанные волосы, продолжая следить за отцом. Взгляд изучал его спину, спокойные движения. То, как он проходил по помещению, явно напоминающему кабинет. Стены со всех сторон были заполнены высокими стеллажами с сотнями разнообразных книг. Широкий деревянный стол с множеством бумаг размещался у просторного окна, в