Мы услышали о появлении материка Замония, вышедшего из моря около миллиона лет тому назад, о его былых обитателях — динозаврах, драконах, боллогах и демонах, большинство из которых теперь уже вымерли, уступив место другим формам жизни со всего света. Филинчик рассказал нам и о войне циклопов, которая длилась ровно две тысячи лет, о восстании вольтерков, о строительстве Атлантиса и о многих других событиях, произошедших за это время на континенте.

Элементы. От истории Филинчик вдруг сделал резкий поворот в сторону физики. Все существующие на Земле элементы профессор изображал с помощью своих удивительных пантомим. Сначала он показал нам четыре основные стихии: огонь, воду, землю и воздух. Перевоплощаясь в огонь, профессор вытягивал вверх дрожащие, имитирующие языки пламени руки и издавал такое правдоподобное шипение, что мы и в самом деле ощущали тепло и как будто даже улавливали запах горящей смолы. Чтобы показать нам воду, Филинчик растянулся на полу, покатался туда-сюда, демонстрируя приливы и отливы, а потом вдруг вскинулся во весь рост и с высоко поднятыми руками, как гигантская волна, с ревом и рокотом бросился на нас, сидящих в полном оцепенении и готовых уже попрощаться с жизнью. Изображая землю, он сначала свернулся клубком (это был комок чернозема), потом, постепенно проникая сквозь толщу коры все глубже и глубже в недра, один за другим представил нам все виды пород и, наконец, эффектно вырвался наружу потоком раскаленной лавы. Как сейчас помню, бедная Фреда от страха чуть не свалилась со стула.

Став ветром, профессор опять-таки начал вполне безобидно со слабого дуновения легкого бриза. Он, пританцовывая, прошелся по классу, слегка взъерошил и без того растрепанные волосы Фреды и, помахав руками, нагнал нам в лицо приятный прохладный ветерок, который, однако, постепенно становясь все сильнее и сильнее, вскоре превратился в настоящий ураган и в конце концов обрушился на класс разъяренным торнадо, во время чего профессор, кружась, как взбесившийся смерч, носился по классу, сметая все на своем пути и разбрасывая в разные стороны бумаги и карандаши. При этом он ревел так, словно в класс ворвалось обезумевшее стадо диких быков. Мы прижались к партам, готовые при первой же возможности сползти под них.

Затем мы познакомились с химическими элементами: серой, железом, оловом, йодом, кобальтом, медью, цинком, мышьяком и другими, каждый из которых был наглядно продемонстрирован пантомимой Филинчика. Мышьяк, к примеру, он изображал, схватившись за горло, кашляя и задыхаясь, показывая, что случается с тем, кто отведает этого коварного вещества. Изображая ртуть, он так изогнул свои руки и ноги, что казалось, они вот-вот растекутся, словно масло на сковороде; перевоплотившись в серу, он издавал отвратительные, тошнотворные — одним словом, адские — булькающие и чавкающие звуки.

А еще профессор представил нам очень редкие элементы, которых теперь уже больше нет на свете. В те времена существовали элементы, умеющие, например, летать или думать, что сегодня кажется совершенно невероятным. В первую очередь это, конечно же, цемолам, ронк, перпем и унциум, с которыми связана масса самых неправдоподобных легенд. И по сей день находятся еще смельчаки, отправляющиеся на охоту за этими сказочными веществами.

Но самым редким и удивительным из всех элементов был замоним. Когда речь зашла о нем, я весь напрягся, привлеченный, видимо, необычным тоном профессора. Такого раньше с Филинчиком не случалось — пока он объяснял этот материал, ему как будто было не по себе. Он явно нервничал и старался покончить с темой как можно скорее, сообщил только, что замоним является единственным замонианским веществом, умеющим думать, что его всегда имелось не очень много, а несколько лет назад он и вовсе исчез при самых загадочных обстоятельствах. И тут же засунул в ухо указательный палец, чтобы переключиться на новую тему.

Во время уроков Фреда забрасывала меня бумажками, исписанными стишками, которые всегда были посвящены одной из двух ее излюбленных тем — тоске по родине в Жутких горах или дикой страсти ко мне. До настоящей поэзии они, может, и не дотягивали, зато с рифмой все было в порядке.

Жуткие горы высокие,

Жуткие горы далекие.

Жуткие горы ужасные,

Невыразимо прекрасные.

Или:

Синий-синий мой любимый,

Синий, как синяя моря синь.

Синий, как сладкая голубика,

Синий, как ясная неба ширь.

Желтый цвет совсем некрасивый,

Зеленый тоже — спасибо, нет.

Красный цвет чересчур агрессивный,

Лучше синего в мире нет.

Динозавр. Особенно сильное впечатление производили на меня экскурсы в прошлое. Так назывались лекции профессора по истории возникновения жизни на нашей планете, в которых он рассказывал нам о появлении живых организмов (от одноклеточных до самых высокоразвитых форм).

Сначала он изобразил пустоту: пригнувшись и сгорбившись, заявил слабым, тоненьким голосом, что он еще не появился на свет, и в это было нетрудно поверить, настолько незаметным и несущественным казался он в тот момент. Скажи он тогда, что пошел погулять, мы дружно бросились бы в коридор его искать. Потом он начал развиваться, сначала стал клеткой, крохотным дрожащим существом, которое, нервно подергиваясь, хаотично двигалось в теплой воде первозданного океана. Поднимая и опуская плечи, Филинчик изображал, как первобытная клетка плавала в доисторическом океане до тех пор, пока не превратилась в медузу. Он надулся, раскинул руки и, медленно вращаясь вокруг своей оси, словно затонувший раскрытый зонтик, элегантно заскользил по классу. Затем он превратился в первую в мире рыбу, с огромной челюстью и острыми, торчащими наружу зубами, шныряющую на глубине в поисках добычи. Филинчик нырнул за свой пульт, и некоторое время его действительно не было видно, но потом он вдруг выскочил оттуда с вытаращенными, дико вращающимися глазами, отчего у Кверта чуть не случился инфаркт.

Потом он надул щеки и стал жирной морской лягушкой, которая, громко квакая, вылезла на сушу и вскоре превратилась в шипящего, очень опасного аллигатора. Это превращение профессору самому так понравилось, что он дважды прополз на животе по всему классу, пытаясь попутно схватить кого-нибудь за ногу, а мы, громко визжа, взобрались на парты. Довольный своей шуткой, профессор перешел к превращению в динозавра.

Сначала Филинчик стал ленивым травоядным, огромным, но совершенно безобидным бронтозавром. Он неуклюже топтался в проходе между партами, вытягивая длинную шею в сторону стоявшей на пульте герани. Оборвав губами несколько зеленых листочков, он, ко всеобщему удовольствию, с наслаждением, не спеша начал их пережевывать, а потом проглотил. И наконец — этот момент мне не забыть никогда — он превратился в тираннозавра Рекса, самого страшного и кровожадного хищника нашей эпохи.