Он был намного старше, спокойнее и знал, что убежденность такого рода ложна, как, впрочем, и ее альтернатива. Силы распределены умнее, добро и зло бывают с бумажником и без.

Самым важным в откровениях гувернантки Ньеман счел ее уверенность в том, что убийца непременно нападет на графиню. Клан Гейерсбергов подобен гидре, и отсечь необходимо все головы – так, видимо, считает душегуб. Но во имя чего? С какой целью?

– Ты продвинулась с происшествием на охоте?

– В Сети – ноль, сегодня утром нужно посмотреть, что пишут в ассоциациях. Лоретта Кауфман уверена, что в лесах Гейерсбергов таких проблем не может быть по определению. Они ничего не оставляют на волю случая.

– Ивана!

К ним быстрым шагом приближался Кляйнерт. Со вчерашнего дня немец явно продвинулся в своих симпатиях к маленькой француженке.

– Удалось поспать хоть немножко? – с улыбкой спросил он.

Ивана кивнула, покраснела, привычно отреагировав на проявленное внимание, и потупилась.

– Как вам наш аюрведический чай? Он помогает…

– Может, хватит? – грубо вмешался в разговор Ньеман. – Продолжим любезничать или начнем работать?

Кляйнерт подобрался, как солдат, призванный к порядку командиром.

– Найду нам кабинет, где можно будет поговорить, – «доложил» он.

В этот момент завибрировал телефон Ньемана: звонил Филипп Шуллер, «исследователь/семейный врач/любитель собак».

– Я насчет вашего ночного пса…

Образ черного чудища взорвал мозг майора.

– Вам прислали тело? – спросил он «приторным» тоном.

– Приезжайте немедленно!

Теперь он видел ее – слишком четко, слишком близко, слишком черную – на прозекторском столе, под резким, насилующим светом хирургических ламп. Огромная уродливая морда, широкая на конце, как у акулы-молот. Отвислые фиолетовые губы, вздернутые над клыками, способными вырвать человеку кадык так же легко, как щенок ловит мячик… Тело в жесткой черной шерсти сохраняло напряжение последнего усилия, но кровь уже свернулась. Даже мертвым пес напоминал гигантский кулак в кожаной перчатке, готовый раздробить жертве кости лица.

Генетическую программу монстра совершенствовали тысячелетия схваток и жестокости. То, что осталось, выжило благодаря силе ярости и разрушения. Не недостающее звено, но весомое. Порождение беспримерной животной злобы и самых темных человеческих кошмаров.

Такая собака не была предназначена для… яркого света и всеобщего обозрения. Ее вселенная – тень, движение, бросок. На оцинкованном столе пес стал украденным секретом, непристойным кощунством.

Шуллер провел тщательнейший внешний осмотр туши, но не вскрыл ее. Это не требовалось – все знали, от чего умерла собака.

– Это рёткен, – сказал он. – Никаких сомнений.

Ньеман посмотрел на Кляйнерта – название породы ничего ему не сказало.

– Долго мне искать не пришлось, – продолжил врач прерывающимся голосом. – В Европе рёткены исчезли, но исторически они хорошо известны.

– Исчезли каким образом?

– В конце войны породу извели под корень.

Ивана достала свой блокнот и сразу стала похожа на студенточку, внимающую главному врачу, как богу.

– То есть как?

Шуллер оглядел все углы лаборатории: сто квадратных метров в белом кафеле, горелки Бунзена на каменных основаниях. Центрифуги…

– Хотите что-нибудь выпить? – спросил Шуллер, ни к кому не обращаясь.

– Сейчас не время! – рявкнул Кляйнерт. – Объяснитесь!

Ученый словно бы не услышал – протянул руку и вытащил из-за пробирок флакон. Явно не с фенолом и не с эфиром. Осторожно плеснул красноватую жидкость в мензурку, как будто отмеривал ингредиент лекарственной настойки. Потер руки, чтобы согреться, и схватил стаканчик.

– Мы ждем, черт бы вас побрал! – Кляйнерт разозлился, проявив истинную натуру легавого, целиком и полностью захваченного азартом следствия.

Шуллер сделал большой глоток и наконец решился:

– Вы, наверное, слышали о Черных охотниках?

– Зондеркоманда Дирлевангера?[24] – мгновенно отреагировал Кляйнерт.

Ньеман бросил вопросительный взгляд на Ивану, она в ответ покачала головой: не знаю. Они перешли к версии «без субтитров».

– В тысяча девятьсот сорок первом, – начал Шуллер, – Гиммлер выпустил из тюрем уголовников и создал из них специальную бригаду. Всех этих людей тщательно отбирали, каждый был охотником и браконьером. Настоящие эксперты… Черные охотники устраивали облавы на людей. Преследовали партизан на Украине и в Белоруссии, стерегли польских евреев, прокладывавших дороги в Восточную Европу. Они разрушили сотни деревень, жгли огнеметами взрослых и детей. Самое свирепое подразделение немецкой армии…

Ньеман все еще не понимал, к чему клонит Шуллер. Да, нацизм побил все рекорды зверств, но при чем тут сегодняшний день?

– Черные охотники так преуспели в истреблении мирного населения, что забеспокоились даже высшие чины СС. Было начато секретное расследование, речь много раз заходила об арестах, но уж больно результативной была работа этих скотов…

Генетик взял со стола книгу о различных армейских соединениях и частях Третьего рейха.

– Я нашел этот сборник в библиотеке лаборатории.

Он положил томик рядом с мордой собаки и открыл его на развороте с черно-белыми фотографиями: неряшливо одетые, небритые солдаты в касках с мотоциклетными очками… Судя по всему, Черные охотники были обычными мародерами, бандитами с большой дороги, наемниками, которых кинули на Восточный фронт, как бешеную свору.

Кители некоторых солдат были расстегнуты до пупа, шеи украшали золотые цепочки. Другие кутались в длинные, до земли, шинели. Почти все носили чуть набекрень каски с надписями или черепами, наспех нарисованными мелом.

Шуллер глотнул из мензурки и продолжил:

– Сорок лет охотники свирепствовали под предводительством Оскара Дирлевангера, чокнутого майора, запойного алкоголика, осужденного на два года по обвинению в изнасиловании тринадцатилетней девочки из «Союза немецких девушек».

Врач перевернул страницу и кивком указал на снимок офицера с выступающими скулами и темными провалами глаз под густыми бровями. Лицо хищника, взгляд тяжелый, пристальный, на воротнике – герб: две гранаты с перекрещенными ручками.

– Пока ждал вас, пытался проглядеть историю их «подвигов», но не выдержал. Невыносимо тяжело, невозможно! Любимым развлечением Дирлевангера было впрыскивать стрихнин в вены молодым еврейкам. Он обожал смотреть на смертельные конвульсии несчастных.