Не услышала – постояла, размышляя о чем-то, а потом направилась обратно к дому. Она прошла в нескольких шагах от дерева, за которым пряталась Ольга, и, проходя, замедлила шаг, почти остановилась. Но все же не остановилась, ничего не заподозрила, ничего не почуяла. А Ольга смогла вздохнуть полной грудью, лишь когда серая фигура скрылась из виду. Обождав еще несколько минут для надежности, она шагнула в образованный ветвями орешника лаз, чтобы с обратной стороны обнаружить то ли землянку, то ли погреб, то ли вросшую в землю по самую крышу избушку. В этом странном строении не было окон, но зато была дверь. Ольга боялась, что дверь окажется запертой на замок. Какое-то время она даже раздумывала, стоит ли пытаться проникнуть внутрь, но решимость одержала победу над осторожностью, и Ольга потянула за массивное кольцо.

Тяжелая дверь открылась почти беззвучно, выпуская наружу смрадный, застоявшийся воздух. Пахло… пахло как на скотобойне. Бежать бы отсюда, куда глаза глядят, не спускаться по промерзшим, заиндевелым ступеням в непроглядную темноту. Но она должна. Вдруг там, в темноте, и есть то, что она ищет? Вдруг это именно там ее ящик Пандоры?

Ольга постояла на верхней ступеньке, давая глазам возможность привыкнуть к темноте, давая сердцу возможность унять свой стремительный бег, а потом сделала первый шаг в бездну.

Темнота накрыла ее удушливой волной, словно бы на голову накинули отсыревшее, заплесневелое одеяло. Или не заплесневевшее, а окровавленное?.. Дышать стало тяжело, так тяжело, что захотелось броситься обратно, жадными глотками пить морозный мартовский воздух. Но Ольга себя заставила. Баба Гарпина велела ей не бояться. И даже будучи еще совсем маленькой девочкой, она не боялась, так чего ей бояться сейчас, на закате жизни? Чего и кого? Того, что прячется внизу в темноте, того, что породило этот смрад?..

Глаза привыкли к темноте, когда Ольга шагнула на последнюю ступеньку. В темноте она видела как-то иначе, не так, как раньше. Наверное, так видят кошки. Вот только она не кошка. Она старуха, решившая открыть ящик Пандоры.

Она зажала нос рукавом пальто, огляделась. Никого. Сейчас никого, но раньше здесь определенно кого-то держали. Вот на этой прикрученной к деревянной балке цепи. По коже побежал озноб от мысли, что совсем недавно в этом страшном месте мог томиться человек. Что с ним делали? Как он выживал тут – в холоде, в темноте? Кто это был и куда подевался? А что, если это был не человек, а какое-то животное?

Еще один осторожный шаг – и она оказалась внизу, превозмогая тошноту, присела, изучая земляной пол. Если это животное, должны остаться следы.

Следы были, но не от звериных лап, а от босых человеческих ступней. К горлу подкатил колючий ком, невыносимо сильно захотелось на свежий воздух. Она узнает, кого держали в этой подземной темнице! Обязательно узнает, но не сейчас. Сейчас ее силы на исходе, а в легких разгорается пожар.

По лестнице Ольга поднималась так быстро, как только могла, а оказавшись наверху, набрала в руки пригоршню снега, потерла лицо и даже не почувствовала холода. Ее бил озноб, а смрад, кажется, запутался в волосах и собирался остаться с ней навсегда. Если останется, старуха непременно его почует и начнет задавать вопросы. Такое невозможно не почуять!

Паника накатила горячей волной, но тут же схлынула. Ольга сделала глубокий вдох, оглядела подступы к землянке. На снегу теперь было отчетливо видно две пары следов: фрау Ирмы и ее собственные. Следы нужно убрать. Никто не должен знать, что она здесь была.

Замести следы помогла еловая лапа. Смешно. Было бы смешно, если бы не было так страшно и так странно. Может все-таки зверь? Может поэтому фрау Ирма и не взяла с собой псов? Чтобы не тревожить их понапрасну. Или чтобы не тревожить зверя? Как бы то ни было, а сейчас ответов не получить, сейчас нужно возвращаться, пока ее длительное отсутствие не вызвало ненужных подозрений.

По пути к дому Ольга еще раз заглянула в оранжерею. Парни работали, мели снег с дорожки, собирали осколки кирпичей и стекла в строительную тачку. Ольгу они не заметили. Вот и хорошо.

Девочки тоже работали: мыли окна на первом этаже, начищали паркет. Все, кроме Лизы. Лизы нигде не было видно. Эта девочка была словно бы сама по себе. Наверное, как и пропавший Гюнтер, она подчинялась только хозяевам.

Оставшийся день прошел в хлопотах. Ольга и глазом моргнуть не успела, как он закончился. За воротами усадьбы ее уже поджидали сизые сумерки. Еще не темнота, до темноты оставалось минут тридцать, но то особое время, когда мир вокруг искажается и становится похожим на чей-то не очень умелый акварельный набросок.

Можно было выбрать долгий кружной путь по автомобильной дороге, но тогда бы ей пришлось пройти мимо того места, где нашли Зосю. Готова ли она еще раз увидеть однорукую нимфу, которая стала для несчастной Зоси последней опорой? Нет! Не сейчас, не после душного смрада подземной темницы. Не после серебряной рыбки, бьющейся в раскрытых ладонях. Она пойдет короткой дорогой, той самой тропой, которой пользовалась в детстве. Колени больше не болят, значит, она сможет подняться в гору. Или сможет заставить себя подняться.

Здесь, на тропе, было еще темнее. Всего несколько шагов от ворот усадьбы, а словно бы попадаешь в другой мир – темный, тихий, озвученный лишь ритмичным биением невидимого сердца. Здесь не стоит задерживаться. И вглядываться в лесную чащу тоже не стоит. Нужно просто идти. Как можно быстрее. Баба Гарпина велела ей не бояться, и она не будет бояться. Вот только откуда это леденящее кровь чувство, что за нею кто-то наблюдает? Или не наблюдает, а крадется по пятам?

Все-таки Ольга остановилась. Остановилась, затаила дыхание, прислушиваясь и приглядываясь. Никого. Кажется, никого.

– Кто здесь? – Не нужно было спрашивать, но она все равно спросила. Сил хватило лишь на то, чтобы голос не сорвался на истеричный крик. – Я спрашиваю, кто здесь?!

Ответом ей стал тревожный вскрик ворона. Как в тот день, когда она спустилась в Гремучую лощину первый раз. Отпустило. Словно, этот крик спугнул поселившийся здесь морок. Ничего, еще чуть-чуть – и она окажется на окраине села, а там пусть темнеет, там не так страшно…

…Это было похоже на дуновение ветра. Холодного, смрадного ветра. Это накинулось на Ольгу сзади, повалило лицом в снег. Она закричала, отбиваясь, пытаясь сбросить с себя что-то большое, тяжелое, ледяное. А оно рвало одежду, выло от нетерпения, пока не впилось зубами ей в горло…

* * *

…Земля холодная и пушистая, пахнет прелой листвой и грибницей. Земля гасит жар в груди и голове, на ней так хорошо лежать, так спокойно. Она бы так и осталась лежать тут, под кустом розы. Розы тоже пахнут, но земля вкуснее. Она бы осталась, если бы ей позволили:

– Ну что ж ты, миленькая? Что ж ты тут лежишь? Платье вон такое нарядное испачкала…

И горячие руки на плечах. Слишком горячие, до отвращения!

– Ну, вставай! Вставай! Дай-ка, я тебе подсоблю! Знаю, что голова кружится. Знаю, миленькая. А ты потерпи. Перетерпи. И глаза пока не открывай. Яркое оно все, колючее, а ты не открывай. Просто руку мне протяни, я сама…