– Пока не забыла, – улыбнулась она застенчиво.

Что было потом? Потом Марина, вздохнув, согласилась со мной поужинать. Ужин был романтический, с бутылкой чилийского вина. Я пил, и она пила, так что вздыхай не вздыхай, а за руль Марине было уже нельзя. После ужина она пошла в ванную, а я в спальню – готовить постель для постельных сцен.

Что это такое, постельные сцены, читатель в большинстве своем осведомлен, поэтому ремарки я опущу, а воспроизведу только наши диалоги.

Сцена первая

Марина (блаженно): Какой славный мне попался клиент!

Я: Называй меня лучше партнером.

М.: Конечно же, мы партнеры. Квартира твоя уйдет – ты даже не сомневайся.

Я: Милая, давай о личном…

М.: Я о личном. Мне так легко с тобой… Ведь ты не представляешь, какая у нас взбалмошная клиентура: все нервные, подозрительные, не знают, чего хотят…

Я: Ну я-то знаю, чего хочу!

Сцена вторая

Я (блаженно): Какой славный мне попался агент!

М.: Скажи еще раз…

Я: Какой славный…

М.: Какие приятные слова… Слышал бы ты, что о нас, риелторах, говорят в народе.

Я: Они не знают вас с лучшей стороны.

М.: Представляешь, нас даже путают с застройщиками! Считают хапугами, жирующими на росте цен на недвижимость.

Я: У тебя нет ни сантиметра лишнего.

М.: Спасибо… Они думают, что могут все делать сами, без нашей помощи.

Я: Я сам не хочу – только с тобой. Иди ко мне…

Сцена третья

М. (блаженно): Устал?

Я: Немного. А ты?

М.: Это не усталость. Вот, бывает, придешь домой, выжатая как лимон, и думаешь: на кой мне все это сдалось… Особенно «паровозы» выматывают.

Я: Какие, милая, «паровозы»?

М.: Сделки, связанные со множественным обменом. Одной квартиры на другую, другой на третью… Масса нюансов, которые надо увязать. Случись в одном звене нестыковка, и посыпалась вся схема.

Я: Какие же нервы вам надо иметь!

М.: Нервов нам иметь как раз не положено. Попробуй ты, имея человеческие нервы, оформить согласие от органов опеки и попечительства! Представляешь, иногда одни и те же процедуры в соседних округах осуществляются по разным правилам.

Я: Взятки, поди, приходится давать?

М.: А ты как думал? Живем-то в реальном мире.

Я: А я с тобой чувство реальности теряю.

М.: Я с тобой тоже…

Сцена четвертая

М. (сонно шутит): Все, больше мне не звони…

Я (тоже): До связи…

На этом занавес упал, и больше в ту ночь никаких сцен не происходило.

И была еще сцена расставания – утром следующего дня, сразу после завтрака. Мы с Филом спустились, провожая нашу гостью до машины. Прощаясь, Марина почесала пса за ухом, а мне, положив руки на плечи, долго смотрела в глаза. А потом взгляд ее нечаянно упал на часы, она спохватилась, юркнула в свое авто и захлопнулась дверцей. Желтенькая машинка ожила и зашелестела моторчиком. От нее пошел запах, но не бензинный, а словно бы парфюмерный или кондитерский. Мне стало даже грустно от сознания, что я больше никогда не увижу это симпатичное неодушевленное существо.

Спустя два часа мы с Филом уже драпали из Москвы на дачу. Там, в Васькове, я и просидел с выключенным мобильником до конца октября. Марина со временем, конечно, поняла, что обманулась во мне, но я, видимо, попал все-таки в какую-то риелторскую базу данных, потому что мне до сих пор иногда звонят и приятными женскими голосами осведомляются, не желаю ли я продать квартиру.

Мы часто уподобляем город живому организму. И это правильно, потому что у него есть артерии, нервы и органы. Город, как и все живое, сложно, непостижимо сложно устроен. Он дышит, питается, производит отходы – следовательно, он и вправду природное существо. Но раз так, то город не может, как утверждают некоторые, быть созданием человеческого гения, пускай даже совокупного. Во-первых, ничего природного человек создать не в состоянии, а во-вторых, никакого совокупного гения не бывает. Есть только разные учреждения и организации, которые не всегда знают, как сами-то функционируют.

Правда, говорят, жил в Москве один гений, не совокупный. Это был уникальный специалист по канализационным сетям, чародей и маг своего дела. Невероятным образом он чуял под землей сливные трубы, даже те, которые не указаны ни на каких схемах. Без консультации с ним в Москве не начинали рыть ни одного котлована. Но потом спец состарился, ушел на пенсию, и другого такого нет. Заметим, однако, что даже этот уникум понимал только в канализации, а ведь в городе есть еще множество систем и коммуникаций под-, и на-, и надземных; в эфире и то все частоты заняты.

Но если мы признаём, что город – это живой организм, то мы должны признать его тварное происхождение. Более того – нам придется уступить ему свой приоритет и признать, что не мы, человеки, а город является венцом творения. Потому что мы хотя и тоже организмы, но являемся лишь частичками города, а часть не может превосходить целое. Богоподобны не мы, а наш город. Он – вершитель наших судеб и хозяин наших воль. Без него мы погибнем или в лучшем случае одичаем. Без него мы не были бы теми, кто мы есть. Юрий Михайлович не стал бы мэром, Василий Степанович – водителем троллейбуса, а я – писателем. Вы, уважаемые читатели, не стали бы читателями, так как без города не существовало бы метро.

И то, что жена Василия Степановича, Раиса, работает железнодорожным диспетчером, тоже город устроил. В детстве Рая мечтала стать заведующей каруселями в парке культуры, потом еще кем-то, но только не диспетчером. Однако, как водится, город имел на нее свои виды, и в этих видах ему угодно было поселить Раю с папой и мамой поблизости от товарной станции. Сами ее родители железнодорожниками не были (они оба трудились на каком-то заводе) и рано умерли. Но незадолго до своей кончины мама успела дать дочери полезный совет.

– Иди, – сказала она, – Раечка, работать на станцию. Ведь как удобно – пять минут, и ты дома.

Если бы папа к тому времени уже не умер, то и он вряд ли посоветовал бы что-нибудь другое. Но и без маминых с папой советов все было, как я сказал, решено городом. Независимо от своих устремлений и мечтаний Раечка, сама того не сознавая, давно была готовая железнодорожница. Запахи креозота и угольного дымка от вагонных титанов были ей очень хорошо знакомы. Лязг буферов, шипенье стрелок и свистки маневровых не тревожили ее по ночам, как сельчанина не тревожит собачий брех, а рыбака шум моря. Рае внятен был смысл диспетчерского раскатистого зыка; она лишь не знала до поры, что зык этот ей предстоит наследовать.