Оказалось — не фокусник.

Он помолчал недолго, как будто ему было тяжело говорить.

— В тот же вечер на площади герольды прокричали повеление вейса о том, что пленные будут казнены, и добрые граждане станут тому свидетелями. А палачи привезли целый воз сырых дров и начали складывать поленницу под клеткой…

Автар передернулся. Неужели вейс Уатан решил возродить седхе-дан — древний, варварский обычай? Похоже на то, очень похоже… Загнать человека в железную клетку и развести под ней огонь — выдумка, достойная первого из Темных Богов!

— И что было дальше?

Аскер Гледан покачал головой. Видно было, что говорить ему об этом совсем не хочется.

— Горские вожди сами пришли к вейсу. Они просили отпустить их близких, обещали сами покарать грабителей, что орудуют на караванных путях, и даже клялись хлебом, огнем и железом навсегда покинуть родные места.

— Как же поступил мудрый вейс?

— Он сказал: «Чтобы убить змею, ее надо обезглавить». В тот вечер в клетке сожгли всех. На медленном огне.

— А остальные? Женщины, дети? — тихо спросил Автар.

Аскер только пожал плечами:

— Вейс не хотел лишать народ дарового удовольствия. И потом — не отпускать же их на волю!

— А жители? Простые горожане?

— Они сбежались посмотреть, и еще дрались за удобные места, — горестно ответил Аскер, — кричали про торжество справедливости, плевали в лицо обреченным и славили мудрого вейса Уатана.

Автар не выдержал:

— Прости, учитель… Но сам-то ты что делал в это время? Составлял гороскопы? Помогал придворным дамам вытравливать плоды беззаконной любви? Или просто стоял в стороне и смотрел, что будет дальше? Почему не вмешался?

Его собеседник, кажется, обиделся.

— Не дело Ведающего вмешиваться в дела власть имущих, — важно ответил он. — Мы можем действовать лишь убеждением и советом. Конечно, я счел своим долгом предупредить господина, что он отягчает свою душу, и даже отправил ему подробное письмо, но ответа не получил. И потом… — старик откинулся на спинку кресла, — вейс создал мне такие условия! Прекрасная лаборатория, дом с прислугой, собственный экипаж… Впервые в жизни я мог работать спокойно, не шататься по дорогам и не думать о хлебе насущном.

Голос его звучал теперь мягко, мечтательно, старческие блеклые глаза смотрели куда-то в пространство.

— Книги, старинные рукописи, приборы… Видел бы ты мой телескоп! Шлифованные линзы из хрусталя — это что-то удивительное! Орбита движения звезды Ситнар на самом деле не круглая, а эллиптическая. А Камень Змеелова — это не одна звезда, как я думал раньше, а целое скопление!

— А что было дальше?

— Ничего. Горцы покинули свои селения — сразу, в один день. В наших краях больше не слышали про них. Купцы беспрепятственно проводили свои караваны, торговля процветала, народ благоденствовал…

Ага. И вейс разбогател еще больше. А старому болтуну можно и новый телескоп привезти — пускай тешится своими игрушками.

— Но сейчас, похоже, благоденствию пришел конец. Старый Кранмир умер, а его сын и наследник Седрах вовсе не намерен довольствоваться теми крохами, что дает земля Кастель-Тарса, жить в хижине с глинобитным полом да тешиться преданиями о доблести предков. «Наши воины больше не будут служить чужим господам!» — сказал он в первый же день своего правления, и верно — ни один наемник оттуда уже не проливает кровь за деньги. Седрах собирает собственное войско.

Да, это уже серьезно. Так вот почему так лихорадочно ведутся военные приготовления! Против воинов Кастель-Тарса не устоит ни одна сопредельная страна. А Мокерат и вовсе рискует принять на себя первый удар. И не похоже, что кто-то придет ему на помощь, — слишком уж заносчиво и гордо ведет себя вейс Уатан. Одни пошлины чего стоят! Пожалуй, соседи только обрадуются, если голова его украсит частокол перед дворцом… До тех пор, пока Седрах не раздавит их всех поодиночке.

— А как же солдаты вейса? Неужели Мокерат зря платит подати на содержание войска?

Аскер только рукой махнул.

— За долгие годы мирной жизни выросло целое поколение, которому ни разу не пришлось воевать. Благородное Воинство превратилось в сборище заводных кукол, годных только для парадов и дворцовых турниров. Сейчас вейс опомнился и собирает ополчение, но пока это не солдаты, а просто толпа. И потом…

Он помолчал недолго, как будто сомневался — говорить или нет.

— Тогда, много лет назад, наемники провели в Мокерате почти три месяца. Им прекрасно известны все ходы и выходы в крепости, расположение колодцев, даже подземные галереи! Перед нападением город совершенно беззащитен… И в этом есть моя вина.

Автар искоса посмотрел на своего собеседника. Старика, конечно, жаль. Вот что значит безоговорочно отдаваться под покровительство земного владыки! Пожалуй, и Круг не защитит его теперь, тем более что сила его ослабла в последние годы.

— Прости, почтенный Аскер, — Автар поднялся из кресла, — я сочувствую вашей беде, но не вижу, чем бы мог быть полезен вам. Я готов сделать все, что в моих силах, для тебя, но… Я не состою на службе у вейса.

— Подожди, — в выцветших старческих глазах мелькнула мольба, — подожди. Я еще не все сказал тебе. Выслушай до конца, а потом принимай решение.

Вот сейчас надо было бы встать и уйти. А еще лучше — покинуть Мокерат, не считаясь с ночным временем. Аскер Гледан сам выбрал свою судьбу — так же как и вейс, и даже городская чернь, что сбегалась поглазеть на казни. Пусть каждый пожинает тот урожай, который вырастил.

Аскер Гледан понизил голос почти до шепота, как будто боялся, что кто-то посторонний услышит его. Конечно, ведь во дворце и у стен есть уши… Разобрать слова было трудно, тем более что порой его речь переходила в невнятное бормотание.

— Помнишь Ористия? Наверное, помнишь, вы примерно одногодки. Он обладал удивительным даром видеть будущее — не так, как все мы, от случая к случаю, а в любой момент, когда бы ни пожелал.

Автар насторожился. Он прекрасно помнил Ористия — добродушного толстяка, обожающего вкусно поесть и совершенно равнодушного к прочим земным радостям. Видеть будущее он и вправду умел, как никто другой. И то, что Аскер говорит о нем в прошедшем времени, не предвещает ничего хорошего.

— Однажды он осмелился сказать правителю Седраху, что он погубит свой народ и сам умрет дурной смертью, недостойной воина. Не буду тебе рассказывать, что Седрах сотворил с ним после этого, но… — Старик запнулся, пожевал губами будто в задумчивости и мрачно добавил: — Хоронить потом было уже нечего.