Омицу улыбнулась. Погладила Артема по руке:

— Иди ко мне.

Судя по ее враз помягчевшему голосу, она поверила ему безоговорочно. И успокоилась.

— Иди ко мне, мой господин даймё, — еще раз повторила она.

Впрочем, могла и не повторять. Артем, как и раньше, хотел ее. Она молодая и привлекательная. Он — молодой и полный сил. Что еще надо, чтобы молодые тела сплелись в единое целое, подчинились единому ритму? Вовсе необязательно, чтобы женщина рядом с тобой была именно та единственная, с которой ты не захочешь расставаться никогда.

И вовсе необязательно рассказывать той женщине, чьи стоны ты слышишь, которая шепчет тебе на ухо всякие приятные глупости, переходящие в невнятицу и вскрики, что ты думаешь сейчас не о ней. Да, собственно, Артем и не думал ни о чем и ни о ком специально. Просто фантазиям в такой момент не прикажешь, они сами приходят на ум, как им вздумается. И не было его вины в том, что воображение рисовало ему на месте лесной девушки девушку совсем другую…

В момент наивысшего наслаждения он, разумеется, не крикнул «Ацухимэ!», поскольку контролировал себя. Такое может произойти, как ему подумалось, лишь с героями мексиканских сериалов. (Впрочем, происходило это или нет с героями мексиканских сериалов, Артем тоже сказать не мог — не смотрел их в прежней жизни, а теперь уж и не посмотрит, видимо, никогда. О чем нисколько, к слову говоря, не сожалел…)

«Слава Будде и всем вместе взятым богам синто, — подумал Артем, блаженно откинувшись на циновках, — что не приходится отвечать на идиотские женские вопросы: „Ты меня любишь? А сильно любишь?“. Даже невозможно представить, чтобы Омицу задала вдруг такой вопрос. Скорее в окно залетит всамделишный Белый Дракон…»

Услышав осторожное поскребывание в дверь, Артем приподнялся на локтях и первым делом прикинул, как далеко лежит его катана. Не слишком далеко. Одно мгновение уйдет на то, чтобы вскочить, одно мгновение — чтобы схватить меч…

— Я знаю, что вы там вдвоем, — раздался из-за двери знакомый голос. — Я могу войти?

«Так и поверишь, что мысли могут материализовываться», — подумал Артем.

— Зачем она пришла?! — прошипела Омицу, вонзив ногти Артему в плечо. (Вот, кстати, еще одно отличие Омицу прежней от Омицу нынешней — раньше она стригла ногти коротко.) — Она подслушивала!

— Тогда бы она не стала обнаруживать себя, — сказал Артем, отдирая ее руку от своего плеча. Справившись, снова лег на спину, подложил одну руку под голову. — Ты не возражаешь, радость моя Омицу, если она войдет?

— Что надо этой самурайской змее? — голос Омицу не предвещал сопернице радушного приема.

— Я не знаю. Но она же не случайно пришла, когда мы вдвоем. Значит, ей есть что сказать нам обоим. — И, чтобы побыстрее убедить Омицу (а затягивать дискуссию Артему было откровенно лень), он добавил: — Или лучше пусть зайдет, когда я останусь один?

— Она увидит нас раздетыми!

Артему было откровенно лень вставать и одеваться. Да и стыдиться ему было совершенно нечего. Он знал, что надо сказать:

— А пусть позавидует.

Размышления Омицу были недолгими.

— Хорошо, пусть заходит, — прищурив глаза, кивнула Омицу.

— Заходи, Ацухимэ, — громко сказал Артем.

Он все же натянул до пояса холстину, какой обыкновенно укрывался вместо одеяла. А вот Омицу прикрываться сочла излишним.

Ацухимэ отодвинула дверь, просеменила к постели, низко опустив голову. Опустилась на колени возле циновок, заговорила, не поднимая глаз:

— Я решила прийти к тебе, Артем-сан, сейчас, когда вы вдвоем, чтобы Омицу не подумала, будто я хочу отнять тебя у нее.

— Чего же ты хочешь? — вырвалось у Омицу. Ее тон заставил Артема призадуматься, как ему ловчее действовать, чтобы не дать женщинам вцепиться друг в друга, как однажды уже случилось.

— Днем ты была любезнее, Омицу-сан, — миролюбиво проговорила Ацухимэ, глаз так и не поднимая.

— Приходи ко мне днем, и я снова буду с тобой любезна, — прошипела Омицу.

Артем понял, что надо вмешаться:

— Брейк, девочки, как говорят у меня на родине, что означает «спокойствие, только спокойствие».

Наверное, Ацухимэ, ты пришла столь поздней порой, потому что хочешь сказать мне нечто важное, что никак нельзя отложить до утра?

— Да.

— Я слушаю тебя.

— Я знаю… брат рассказал тебе о некоторых обстоятельствах смерти военачальника Такаши. Но он не сообщил тебе всех обстоятельств, — запинаясь, проговорила Ацухмэ. — Я… решила… тебе надо это знать.

Вообще-то нерешительность в словах и поступках была несвойственна дочери самурайского рода Кумазава. Что же за обстоятельства такие, о каких она говорит запинаясь, а стало быть, сомневаясь до последнего в правильности того, что делает? Артем невольно напрягся.

— Я решила, что и Омицу-сан тоже должна это услышать. Потому что это и ее касается.

Ацухимэ впервые подняла голову и взглянула на Омицу. Артем напрягся еще больше, совершенно не представляя, что может сообщить сестра Хидейоши важного и для него, и для Омицу. «Неужели хочет объявить, что она с кем-то помолвлена?» — пронеслось в его голове, и он испытал нечто сродни ужасу.

— Почерк убийц военачальника Такаши, — медленно проговорила Ацухимэ, — очень напоминает почерк яма-буси…

О, не зря Артем давеча прикидывал, как ловчее вклиниться между женщинами. Омицу, по-кошачьи гибко изогнувшись, взметнулась с постели и попыталась схватить Ацухимэ… Схватила бы, если бы не помешал Артем.

— Брейк, девочки! — Артем обхватил Омицу за талию и борцовским приемом завалил на циновки. Холстина, что прикрывала наготу, от всех этих упражнений сползла, но даймё это не обеспокоило. Есть заботы поважнее. Да и не было там, под простыней, ничего позорного или невиданного. — Обеих выгоню! Фу… Спокойней, спокойней, девочки. Омицу, важный разговор только начался, даже еще не успел начаться, многое еще не выяснено, а ты уже кидаешься. Ацухимэ, а ты бы постепенно подошла к главной теме, подготовила бы нас, что ли, как-то сперва к своим откровениям. Да, следует признать, ты сумела удивить. Почерк яма-буси, хм… А ошибки быть не может? Может, кто-то просто распускает такие слухи?

Омицу, женщина из клана яма-буси, билась в руках Артема, как птица, выпусти ее сейчас, и расцарапает как пить дать самурайское личико. Хотя и Ацухимэ не из таких, кому легко так вот взять и расцарапать личико.

— Это не слухи, — покачала головой Ацухимэ. Она вновь опустила голову, но сперва стрельнула, не удержавшись, взглядом по тому, что открыла холстина. Или это ему показалось, потому что хотелось, чтобы женщину, решившую посвятить всю себя государственным заботам, интересовали эдакие игривости.

— Оставшаяся в живых жена Такаши, — продолжала Ацухимэ, — побежала в деревню, подняла там на ноги всех людей, и тут же были отправлены гонцы в столицу, к сиккэну. До прибытия людей сиккэна в доме Такаши и возле него никто ничего не трогал. Люди сиккэна в точности, до мельчайшей детали описали картину, какую застали в доме военачальника. Смертельные раны нанесены не самурайским оружием. Некоторые самураи Такаши и вовсе убиты голой рукой. Жена Такаши уверяет — и ее слова подтверждаются всем увиденным, — что нападение на дом было тайным и внезапным. Под покровом ночи врасплох застали и самого военачальника, и всех его самураев, среди которых было много старых, опытных воинов, участвующих не в одном сражении. Так не нападают самураи, но так действуют яма-буси. Я бы могла сомневаться, но за тот месяц, что мы вместе с тобой, Артем-сан, провели в горах у яма-буси, я вдоволь насмотрелась на…