Змею убили палкой, непрошеных гостей со стены смели, а белочку Юша подманил орехами и отогрел у себя за пазухой.

Но все время, пока шли дожди, приходилось остерегаться змей, тысяченожек, пауков, заползавших в каморку в поисках сухого места.

Целые дни неслись черные тучи. Грозы кончились, но ливень шумел почти все время. По улицам и затопленному базару бежали потоки. Все дороги и тропы стали непроходимыми.

Никитин целые дни проводил под навесом у входа в свою каморку.

К нему часто заходил Ахмед – тот самый воин, которому Малик-аль-Тиджар поручил оберегать русского купца. Ахмед дожидался в Джуннаре, пока наместник соберет подать. Он должен был отвезти ее султану в Вид ар. Как и Никитин, он томился от безделья и был рад случаю поговорить с бывалым чужеземцем.

Ахмед рассказывал Афанасию о делах индийских, о борьбе мусульман с индуистами.

В те времена в Северной и Центральной Индии правили мусульманские владыки, пришельцы из Персии и Средней Азии.

Такими завоевателями были и бахманидские султаны. Они объявили «священную войну с неверными», и под их зеленые знамена со всего мусульманского мира стекались жадные до наживы искатели приключений.

Каждый год снаряжали бахманидские султаны походы из Бидара на юг – в земли, принадлежавшие индуистским княжествам, их войска разрушали индуистские храмы, выжигали города и села.

От Ахмеда узнал Афанасий, что вазир Малик-аль-Тиджар мудр и опытен. Некогда пришел он из Персии в Индию как простой торговец, а теперь правит всей страной от имени юного бахманидского султана.

Вазир не хотел, чтобы во владениях султана обижали купцов, привозивших коней из-за моря. Он боялся, что о государстве пойдет дурная слава. Купцы будут избегать бахманидских городов и станут возить боевых коней к индуистским князьям, врагам султана.

Ахмед советовал Афанасию ехать в бахманидскую столицу Бидар за самоцветами. Туда свозят драгоценности, награбленные мусульманскими воинами у индусов.

Афанасий успешно учился индийскому языку, но чаще всего они с Ахмедом беседовали по-персидски. В то время большая часть купцов, воинов и придворных султана были уроженцами Персии и соседних стран.

Однажды Никитин при Ахмеде сказал Юше несколько слов по-татарски.

– Знаешь татарский? – взволнованно спросил Ахмед.

– Знаю, – спокойно ответил Афанасий. – А ты откуда знаешь татарский?

– Я татарин-ногаец из Астрахани.

Ни разу еще не видел Афанасий этого сильного и сурового воина таким взволнованным.

– Как же ты попал сюда?

– Двадцать лет прошло с того дня, как поплыл я за море, в Дербент. Поймали нас туркмены в море, одних убили, других в плен взяли. Меня продали в Ормуз и потом сюда. Теперь я раб султана.

– Был я на твоей родине… – задумчиво сказал Никитин.

И начал вспоминать, как плавал он вниз по Волге, как ночевал на высоком берегу. Про степи и пески астраханские, про кочевья татарские, про широкое море Каспийское – все рассказал он татарину.

Тот жадно слушал его. Когда Афанасий закончил, Ахмед долго молчал, глядя на косые струи дождя, на мокрую глину на дворе.

– Твои рассказы о земле астраханской для меня что горькая трава полынь, – сказал он. – Привольно я живу здесь, хотя и зовусь рабом султана. Если убегу и поймают меня, ждут меня такие пытки, что о смерти буду молить, как о милости. А все же придет час – убегу. Завидую тебе, ты вольный человек: захочешь – воротишься на родную землю.

Ахмед простился и пошел под дождем в крепость.

Никитин задумался над его словами.

В Индии все чаще нападала на него тоска по Руси. Обычно она приходила ночью, и Афанасий под шум дождя думал о родимой стороне – о березовых перелесках, весенних лугах, о Волге в разлив, о жатве и зимней пустынной дороге…

Он сказал Юше:

– Неказиста сторона астраханская – степь да песок, а вон как татарин закручинился, вспомнив про нее. Верно говорят: с родной сторонки и ворона мила, а на чужой сторонке и весна не красна. А уж какая земля краше нашей Руси! Вот управлюсь с конем – подамся в родную сторону!

Но Юша уже начал забывать родные края. Родители его рано умерли, с детства ходил он по чужим людям, изведал и горе и голод. Да и вырос он на чужбине. Теперь ему исполнилось шестнадцать лет, и он все чаще мечтал стать воином.

«Не все же дяденьки Афанасия хлеб есть», – думал он.

Юша слышал от Ахмеда, что султан охотно принимает к себе в войско чужестранцев. Из пришлых удальцов и сбиты его рати.

Но Юша боялся рассердить Афанасия и до поры до времени молчал. А тот совсем загрустил по далекой родной земле. Индия перестала ему нравиться. То жара была, душа дождя просила, а теперь день и ночь все дождь и дождь.

Прошло два месяца.

– Скоро конец дождю, – заявил однажды конюх.

И действительно, дней через пять-шесть Юша на рассвете вбежал в каморку Никитина.

– Дождь перестал! – закричал он радостно.

Никитин вышел во двор. На синем небе сияло солнце. Маленькие разорванные тучки убегали на северо-восток. Пели птицы, стрекотали кузнечики. Все казалось чисто вымытым и приветливым. Светло-зеленая листва тихо шелестела, когда дул легкий теплый ветер. От луж во дворе шел пар. Павлин охорашивался на краю крыши, распуская свой узорчатый хвост.

Казалось, Васька тоже переживал обновление. Он сам проглотил корм и потом залился таким звонким и веселым ржанием, что павлин испуганно свернул свой сверкающий хвост.

– Ну, пора, с Богом в путь! – весело сказал Никитин.

Ахмед снарядил не виданный еще русскими караван. Он вез своему повелителю рис, ибо Джуннар издавна платил подать рисом. Сто пятьдесят повозок было в этом караване, в каждую запряжено по дюжине быков. Быки и повозки были собственностью бринжарасов – кочевого племени водителей караванов.

Со своими быками бринжарасы пересекали весь Индостан из конца в конец. Султаны доверяли им свои сокровища и поручали перевозить дань и боевые припасы. У бринжарасов нигде не было домов. Всю жизнь проводили они на больших дорогах Индии, странствуя в повозках вместе с женами и детьми, идолами и жрецами, кузнецами и брадобреями[80].

Караван тронулся. Так же как и по дороге в Джуннар, Афанасий с Юшей нередко ночевали в больших деревнях.

Если деревня оказывалась мусульманской, в ней можно было достать баранину, кур или голубей. В индуистской деревне приходилось довольствоваться рисом, лепешками, овощами и молоком, ибо индуисты считали грехом убивать для еды скот и птицу.

Бринжарасы на ночь располагались в поле. Они окружали свой стан повозками и внутри такой самодельной крепости разбивали рваные палатки.