Уехавшую мать мальчику отчасти заменили няньки. Но сильнее всего он привязался к садовнику и поварихе, дружбу с которыми водил с тех самых пор, как научился ходить. У Май рос тихим, замкнутым ребенком и всегда старался выполнять просьбы других.

Больше всего У Май любил проводить время в саду. Там он играл. Выделил себе в дальнем уголке сада клочок земли и возделывал его с усердием и любовью. Все кончилось, когда отец случайно узнал об увлечении сына. Разгневавшись, он приказал вырвать каждое растение с корнем, а землю — тщательно перекопать. Отпрыску заявил, что возня с садом — занятие для слуг. Или для девчонок, но никак не для старшего сына, готовящегося унаследовать отцовское дело.

У Май молча выслушал распоряжение отца, не возразив ни единым словом. Он был образцом послушания, и продолжалось так до тех пор, пока папа не объявил, что намерен женить У Мая на дочери богатого судовладельца. Этот брак обещал большие выгоды обеим семьям. У Маю шел двадцатый год.

Через пару дней отец узнал о близких отношениях сына с Ма Му — дочерью поварихи. Нельзя сказать, что это его сильно расстроило. Подумаешь, природа взяла свое. И с шестнадцатилетней беременной девчонкой можно было что-нибудь придумать. Но заверения сына, что он любит эту девчонку и хочет на ней жениться, не лезли ни в какие ворота. Выслушав У Мая, отец громко расхохотался и несколько минут не мог остановиться. От его смеха сотрясался весь дом. Садовник и через несколько лет вздрагивал, вспоминая приступ хозяйского веселья. По его словам, тогда в саду засохли сотни цветов.

У Маю стоило немалых сил выдержать и этот смех, и отцовский взгляд. Потом юноша сказал, что совершенно не готов жениться на дочери судовладельца. В тот же день отец велел поварихе и ее дочке отправляться в Бомбей, заявив, что отныне они будут работать в доме его бомбейского компаньона. Естественно, сыну о своем решении не сказал ни слова и на все расспросы о том, куда исчезли повариха и Ма Му, лишь пожимал плечами… Ночью У Май покинул отчий дом и отправился на поиски возлюбленной. Несколько лет он без устали странствовал по английским колониям Юго-Восточной Азии. Однажды ему показалось, что он услышал Ма Му. Это было в Бомбейской гавани, незадолго до посадки на пароход, идущий в Рангун. Знакомый голос позвал его по имени. Обернувшись, У Май увидел лишь незнакомые лица. Поодаль собралась небольшая толпа. Люди о чем-то возбужденно переговаривались, размахивая руками. У Май спросил у матроса, чем взбудоражены люди. Оказалось, в воду упал ребенок.

Каждый месяц безуспешных поисков Ма Му и ее матери повергал У Мая во все большее отчаяние и гнев. Но ярость его не выплескивалась во внешний мир, как у отца. Гнев У Мая — безликий и безымянный — был направлен в основном против самого себя. Он пристрастился к выпивке и стал завсегдатаем борделей на всем пространстве между Калькуттой и Сингапуром. На жизнь У Май зарабатывал торговлей опиумом, и немало в этом преуспел. За месяц он получал больше, чем его отец — за год. Но деньги у него не задерживались: почти все У Май просаживал в азартных играх.

Однажды на пароходе, идущем из Коломбо в Рангун, У Май встретился со словоохотливым бомбейским торговцем рисом. Они сдружились и через несколько дней, сидя на палубе и любуясь звездами, разговорились о превратностях жизни. И тогда новый знакомец рассказал У Маю о том, как у его поварихи-бирманки погибла дочь и маленький внук. Они упали с причала и утонули. У Май изменившимся голосом спросил об обстоятельствах гибели. Очевидцы рассказывали, что среди пассажиров парохода, готовящегося отплыть в Рангун, дочь поварихи увидела мужчину, похожего на ее давнего друга. Матрос пытался задержать ее, но она, с малышом на руках, во что бы то ни стало пыталась подняться на борт. Матросу нужно было убирать трап, и он оттолкнул женщину, никак не думая, что та потеряет равновесие и вместе с ребенком упадет в воду.

Позже выяснилось, что тот пассажир никогда не жил в Рангуне и впервые плыл в столицу по делам.

На вопрос У Мая, жива ли та повариха, торговец пожал плечами. После случившегося она словно разучилась готовить. Ее стряпню стало невозможно есть, и ему пришлось ее уволить.

У Май никогда не рассказывал Су Кьи, как он провел ту страшную ночь. Когда пароход бросил якорь в Рангунском порту, весь свой багаж У Май оставил на борту, а сам отправился в Швегьинский монастырь, что рядом со Шведагонской пагодой. Там провел несколько лет, после чего странствовал по Сиккиму, Непалу и Тибету, ища наставников среди признанных мудрецов. Он более двадцати лет прожил в небольшом монастыре индийской провинции Дарджилинг, после чего решил поехать в Кало, где родились Ма Му и ее мать. Во время тайных свиданий в погребе отцовского дома, в саду или на половине слуг юные влюбленные мечтали о Кало и мечтали сбежать туда вместе с их ребенком. Позже мысль перебраться в Кало не раз приходила в голову и У Маю, но он все не решался ее осуществить. Однако недавно почувствовал: пора. Ему перевалило за пятьдесят, и он хотел умереть в Кало.

Тин Вин не выпускал руки Су Кьи, пока они оба не подошли к помосту и не опустились на колени. Там обоим надлежало руками и лбом коснуться пола.

Старик попросил Су Кьи рассказать историю мальчика. Его туловище слегка покачивалось в такт рассказу. Иногда У Май зачем-то повторял отдельные слова. Внимательно выслушав Су Кьи, монах надолго умолк. Наконец он обратился к замершему Тину Вину, который и здесь старался прижаться к Су Кьи.

У Май говорил медленно, короткими фразами. Рассказывал о жизни монахов, у которых нет ни дома, ни имущества, кроме одежды и табеик — чаши для сбора подаяний. Рано утром, едва взойдет солнце, послушники отправляются собирать милостыню. Они молча и терпеливо стоят на пороге дома. Что бы им ни подали, все принимают с благодарностью. Потом У Май рассказал, что с помощью своего собрата помоложе обучает ребят чтению, письму и арифметике. Однако прежде всего он стремится передать ученикам уроки, преподанные ему жизнью. И еще У Май сказал будущему послушнику, что величайшее сокровище каждого человека — мысли, рожденные в его сердце.

Застыв на коленях, Тин Вин внимательно слушал старика. Его поразили не слова и не фразы. Голос У Мая — вот что заворожило мальчика с самого начала. Негромкий, мелодичный, с удивительной гармонией слов и пауз между ними. Речь У Мая напомнила колокольчики на монастырской башне. Достаточно легкого ветерка, чтобы они запели. Слова У Мая будили воспоминания о птицах, щебечущих на заре, и даже о ровном дыхании спящей Су Кьи. Тин Вин не просто слушал монаха. Ему казалось, что чьи-то нежные руки касаются его кожи. Мальчику вдруг отчаянно захотелось доверить этому человеку свое тело и душу. Чем дольше говорил с ним У Май, тем отчетливее голос почтенного старца рисовал картину окружающего мира. И случилось то, что потом очень часто происходило с Тином. Фразы становились зримыми, превращаясь в образы. Он видел дым, который поднимался от очага и расплывался по залу. И не просто поднимался. Казалось, невидимая рука играет с его струями, заставляя их кружиться, изгибаться и только потом разрешая медленно таять в воздухе.

На обратном пути Тин Вин и Су Кьи молчали. Мальчик держался за ее руку. Ладонь была мягкой и теплой.