Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После второго мая пеленгаторы дивизиона уже не засекали ни одной фашистской радиостанции, которые прежде были расположены севернее. Но в то же время усилился радиообмен на юге и юго-западе. Началось освобождение столицы Чехословакии — Праги. Теперь все внимание «слухачей» дивизиона было сосредоточено на южном участке фронта. Радиоразведчики четко установили: движение немцев остановилось, а потом фашисты стали откатываться назад. Об этом было немедленно доложено в Москву.
8 мая Прагу освободили. К вечеру в эфире наступила полная тишина. Странное это ощущение — тишина во фронтовом эфире. Юрий Мажоров запомнил ее на всю жизнь. За три с половиной года, с октября 1941 года, когда он начал слушать эфир Великой Отечественной войны ничего подобного не происходило. А тут ни одной радиостанции!
Поздно ночью Мажоров покинул узел связи. А рано утром его разбудила отчаянная стрельба за окнами дома. Он быстро оделся, схватил пистолет и выскочил на улицу.
Патрульные, дежурная смена радистов палили в воздух. Они кричали: «Победа! Немцы капитулировали!»
Старшина Коновалов и боец Степанов вынесли патефон, поставили пластинку. В женском спальном помещении устроили праздничный подъем. Вскоре девушки тоже были на улице, и стрельба возобновилась вновь.
Все пошли к штабу части. Командир майор Воропаев и замполит Уржунцев с видом именинников поздравили всех с победой. Потом оба из ракетниц дали несколько залпов.
Вокруг раздавались крики «ура!». Все ждали окончания войны, и вот она закончилась. Теперь возникал не просто вопрос: что дальше? Впрочем, у Юрия Мажорова и Татьяны Костровой, к счастью, был ответ на него. Они желали быть вместе и строили совместные планы на долгую будущую счастливую жизнь.
Первый послевоенный год старший лейтенант Юрий Мажоров провел в разъездах. С места на место переводили дивизион, пока тот не оказался в Болгарии. Дважды Мажорову давали отпуск, и, естественно, он ездил в родной Ташкент к родителям и сестре. А еще была поездка на родину жены, в поселок Саваслейка, что в Горьковской области, поскольку в ноябре 1945 года Юрий сделал предложение той самой дивизионной красавице Тане Костровой. И она согласилась…
Впрочем, все по порядку. После Победы радиодивизион ОСНАЗ дислоцировался в местечке Рохвитц, в предместьях Дрездена. Здесь впервые радиоразведчики увидели немцев, местных жителей. Бежать теперь им было некуда, да и не зачем, война-то закончилась.
Рохвитц резко контрастировал с разрушенным Дрезденом. Здесь оказались вполне благоустроенные дома, разве что во многих из них были выбиты окна. Но вставить стекла не такая уж большая проблема. В остальном — тишь да гладь, война прошла стороной — дома, утопающие в зелени вишневых и черешневых деревьев, хорошие дороги. Только вот голодные жители, а особенно дети. Юрий очень неуютно чувствовал себя, когда видел детские глазенки, жадно провожающие каждый котелок с кашей. Они собирались у походных кухонь, в надежде хоть как-то подкормиться. И их подкармливали. Наши повара раздавали кашу сначала ребятишкам, а потом и всем желающим.
Штаб, приемный центр разместили в каких-то прежних административных зданиях, казарму — в школе, а вот с квартированием офицеров возникла проблема: жить приходилось в домах вместе с немцами.
Юрий устроился в доме, где жила немецкая семья. Из окон его комнаты была видна улица, место, где размещался узел связи. Говорили, что хозяина этого дома рабочего-коммуниста арестовали гитлеровцы и он пропал.
В голову лезли всякие непотребные мысли: мол, рабочий, а смог выстроить такой двухэтажный дом. Ничего подобного даже и в мыслях, в сладких мечтах, не мог представить отец Юрия, тоже рабочий. Вообще по мере того, как он знакомился с жизнью немцев, все чаще задавал себе вопрос: а почему мы не можем так? Но ответа не было. Вместо него возникал новый вопрос: если они столь хорошо жили, чего же лезли к нам? И тут же выплывал из уголков памяти тезис об агрессивности фашизма. Да и что возразишь, ведь это сущая правда!
В конце мая поступила команда о передислокации дивизиона в Австрию. Для этой цели подали железнодорожный эшелон. Технику погрузили на платформы, офицеры и солдаты разместились в теплушках.
До отъезда у Юрия еще теплилась надежда, что Татьяну демобилизуют и они, наконец, поженятся. Однако вышло иначе.
Железная дорога шла по берегу реки Эльбы. На возвышенностях виднелись старинные замки. Вскоре эшелон въехал в ущелье. Это были отроги Рудных гор. Слева и справа склоны, покрытые лесами, внизу величаво несет свои воды Эльба. Красота, не передать словами!
Так доехали до Праги. Дальше железная дорога была взорвана и ее еще не успели восстановить. Что ж, фронтовикам не привыкать. Выгрузились, и на своей технике двинулись дальше.
В Праге остановились на Вроцлавской площади. Побывали у памятника Яну Гусу, осмотрели старинные часы на ратуше. Они, несмотря на войну, шли. Потом направились к пражскому кремлю. А вечером вновь в дорогу — на Вену.
Теперь было все иначе, ни гор, ни старинных замков. Вдоль дороги только разрушенные дома. В предместьях Вены тоже много разрушений. Правда собор Святого Стефана оказался нетронутым. Хотя немцы его заминировали. Спасли — наши саперы.
Побывали радиоразведчики и в знаменитом Венском лесу, у памятника композиторам отцу и сыну Штраусам. Миновав Вену, колонна дивизиона двинулась на юг к городу Грац. Остановились в деревушке Нойфельд. Там и отпраздновали Парад Победы 24 июня.
Денежное довольствие стали выдавать в австрийских шиллингах. На них Тане и Юрию кое-что удалось прикупить из гражданской одежды. Ведь надо было готовиться к свадьбе.
Прошел июль, за ним август, но о демобилизации ничего не было слышно. В начале сентября получили указание — давать офицерам отпуска. Дали отпуск и старшему лейтенанту Мажорову. Признаться, радость была необыкновенная. Почитай, мальчишкой ушел он на фронт, а теперь жив-здоров, офицер, орденоносец! Ах, как хотелось обнять маму, отца, сестренку Аню. Он не видел их долгих четыре года.
Но в то же время в его душе поселилась тревога: а если демобилизуют Таню, пока он в отпуске? Как быть? Пришлось идти к командиру дивизиона, просить оставить сержанта Кострову, пока он не вернется из Ташкента. Воропаев обещал помочь.
А потом была долгая дорога в Ташкент. Как раз в это время, после победы над Японией, началась массовая демобилизация и комендант в Вене только и смог сказать, что мест в поездах нет и не будет. И, соответственно, никакие проездные документы не помогут.
Пришлось устраиваться самому. То есть без всякого билета залезть в окно вагона. Четыре дня в тесноте, духоте и антисанитарии добирался он до Москвы. В столице все то же — билетов нет. Трое суток фронтовик Мажоров на Казанском вокзале «атаковал» поезда идущие в Ташкент или в Ашхабад. Наконец, втиснулся в тамбур вагона.
На станции Бузулук всех «тамбурных сидельцев» снял военный комендант. Однако ничего другого не предложил, над его проездными документами только посмеялся: «Убери бумажку, старший лейтенант, мест нет». Что делать? Здесь же на перроне Мажоров встретил такого же, как он, офицера-фронтовика, тоже добирающегося до Ташкента. Решили забраться между вагонами и ехать на буферных площадках. Так и поступили. Проследовали станцию Сорочинскую, Новосергеевскую, а дальше невмоготу. Чувствуют; от усталости могут свалиться под колеса. Выход один — надо пробраться в тамбур вагона. Однако легко сказать, да не просто сделать. А что, если? Мажоров достал из кобуры свой пистолет ТТ, передернул затвор и поставил на предохранитель. Попробовал вставить ствол в отверстие замка двери тамбура. Получилось. Треугольный шпенек замка подошел к отверстию ствола. Замок открылся.