Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Простая? — сказал я. — Постой-постой. Я же ищу работу в адвокатской конторе. Когда я говорил, что хочу редактировать стихи?
— Разве ты не рассказывал, что в старших классах что-то там писал?
— В газету. В школьную газету. Я писал дурацкие статьи о том, какой класс выиграл футбольный матч, о том, что учитель физики свалился с лестницы и попал в больницу. Не стихи. Я не умею писать стихи.
— Громко сказано — «стихи». Ведь эти стихи будут читать школьницы. Ничего особенного. Никто тебя не заставляет писать стихи, как Аллен Гинзберг, просто что-нибудь подходящее по случаю.
— Я не смогу написать вообще никаких стихов, — сказал я как отрезал. С чего это я смогу писать?
— Хм, — сказала жена с сожалением. — Но ведь работы в юридической конторе пока не вырисовывается.
— Я уже закинул несколько удочек. На этой неделе мне должны ответить. Если не получится, тогда и подумаем.
— Да? Ну, пусть будет так. Кстати, какой сегодня день недели?
— Вторник, — сказал я, задумавшись на секунду.
— Сможешь сходить в банк и заплатить за газ и телефон?
— Хорошо. Все равно собирался идти за продуктами для ужина, зайду по пути.
— А что у нас на ужин?
— Ну, пока не знаю, — сказал я. — Пока не решил. Схожу в магазин и подумаю.
— Слушай, — сказала жена официальным тоном. — Я вот что думаю. Может, тебе вообще не искать работу?
— Почему? — спросил я, вновь удивившись. Кажется, все женщины мира звонят специально, чтобы удивить меня.
— Почему мне не надо искать работу? Через три месяца закончится выплата пособия по безработице. Не время болтаться без дела.
— У нас есть моя зарплата, и с подработками все в порядке. У нас с тобой достаточно сбережений. Если не будем транжирить, то вполне проживем…
— А я буду заниматься домашними делами?
— Не хочешь?
— Не знаю, — честно ответил я. — Я не знаю. Подумаю.
— Подумай, — сказала жена. — Кстати, кот не вернулся?
— Кот? — переспросил я и тут понял, что с самого утра и не вспоминал о коте. — Нет, не вернулся.
— Не сходишь поискать его по округе? Ведь его уже четвертый день нет.
Я ответил что-то уклончивое, а затем вновь переложил трубку в левую руку.
— Я думаю, он может быть в саду заброшенного дома, в глубине прохода. Сад, в котором каменная фигура птицы. Я его там несколько раз видела. Знаешь это место?
— Не знаю, — сказал я. — А когда это ты одна лазила в проход? Я ни разу от тебя не слышал…
— Ой, извини, вешаю трубку. Пора трудиться. Не забудь о коте.
И она дала отбой.
Я несколько секунд смотрел на трубку, а затем положил ее на место.
Откуда жена знает о проходе, подумал я с недоумением. Чтобы попасть туда, нужно из нашего сада перелезть через довольно высокий бетонный забор, и какой смысл делать это лишь ради того, чтобы оказаться в проходе?
Я пошел на кухню, выпил воды, включил радио, подстриг ногти. По радио шла передача о новой пластинке Роберта Планта. От первых двух композиций у меня заныли уши, и я выключил радио. Вышел на открытую галерею вокруг дома, проверил кошачью миску: сушеная рыба, которую я положил прошлой ночью, так и осталась нетронутой. Кот не вернулся.
Стоя на галерее, я оглядел наш маленький садик, залитый ясным светом раннего лета. Не тот садик, чтобы от одного его вида душа успокаивалась. В течение дня солнце сюда почти не попадает, поэтому земля здесь всегда черная и влажная, а из растений только по краю растет пара-тройка невыразительных кустов гортензии. А я не большой любитель гортензий.
С дерева неподалеку слышалось ритмичное птичье пение «ги-и-и-и-и», будто пружину в механизме заводили. Мы называли это заводной птицей. Название придумала жена. Настоящего названия я не знаю. Не знаю и как эта птица выглядит. Но невзирая на это, заводная птица каждый день прилетала на деревья неподалеку, чтобы опять завести пружину в нашем тихом мирке.
Почему я специально должен идти на поиски кота, подумал я, слушая голос заводной птицы. А даже если бы я и нашел кота, что мне делать дальше? Прочитать ему лекцию о том, что он должен вернуться домой? Или попросить: мол, все так волнуются, не вернешься ли ты домой?
Ну и ну, подумал я. На самом деле — ну и ну. Почему не дать коту возможность идти, куда ему хочется, и жить, как ему хочется? Мне уже тридцать лет, и что я здесь делаю? Стираю, придумываю ужин и ищу кота.
Раньше, подумал я, я тоже был толковым человеком, у которого были мечты. В старших классах я прочитал автобиографию Кларенса Дарроу и решил стать адвокатом. У меня были неплохие отметки. В третьем классе старшей школы я занял второе место в голосовании «Он станет самым важным человеком». Я поступил на юридический факультет в сравнительно приличный университет. В какой момент я все испортил?
Я подпер щеки руками, облокотившись о кухонный стол, и стал размышлять о том, когда и где стрелка компаса моей жизни начала врать. Но понять я этого не мог. По крайней мере, ничего подходящего не шло на ум. Никакого перелома, связанного с политическими движениями, ни разочарования в университете, никаких особых проблем с девчонками. Я жил совершенно обычной жизнью. И когда подошло время оканчивать университет, я вдруг осознал, что перестал быть таким, как прежде.
Наверное, в самом начале это расхождение было таким мизерным, что его просто было не видно. Но с течением времени оно становилось все больше и больше, и наконец я оказался на границе, за которой уже не было изначального. Если взять для примера Солнечную систему, сейчас я, должно быть, нахожусь где-то между Сатурном и Ураном. Еще чуть-чуть, и будет виден Плутон. Что же меня ждет дальше, подумал я.
В начале февраля я бросил работу в юридической конторе, в которой работал уже давно, однако на это не было никакой особой причины. Не могу сказать, чтобы мне не нравилась моя работа. Пусть от такой работы сердце и не замирает в восторге, но зарплата была неплохой, а атмосфера в офисе — вполне дружелюбной.
Если описать мою роль в этой конторе парой слов, то я был клерком на побегушках.
Я считаю, что хорошо выполнял эту работу. Наверное, странно такое говорить о себе самом, но я довольно компетентный человек, когда речь заходит об исполнении практических офисных поручений. Я быстро схватываю, проворно двигаюсь, не жалуюсь, реально смотрю на вещи. Поэтому, когда я сказал, что хочу уволиться, главный адвокат — наша контора принадлежала отцу и сыну, так вот я сказал об этом отцу, — предложил даже увеличить мне жалованье, чтобы я остался.
Однако я все-таки уволился. Я и сам не очень понимаю, по какой причине уволился. У меня не было никаких особенных идей или перспектив после увольнения. Еще раз усесться дома, чтобы подготовиться к экзамену по праву, казалось довольно утомительным, к тому же мне вовсе не хотелось становиться адвокатом.