Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Льюис Кэрролл
С тех пор, как сызновская милиция грянулась оземь и обернулась санитарным корпусом, те жители столицы, что были одолеваемы нервными расстройствами, почему-то разлюбили пользоваться услугами «скорой помощи». Зато наловчились вызывать её соседям и родственникам. Сначала анонимно, затем, когда официально объявили, что больной, отрицающий сам факт наличия у него какого-либо имени, тоже вполне излечим, увлечение это резко пошло на убыль.
Теперь благодетелю, пекущемуся о здоровье ближних, прежде чем сдать их психиатрам, предстояло, во-первых, поднакопить достаточное количество медкомпромата, а во-вторых, запастись справками о том, что и сам он не страдает сутяжным помешательством (оно же бред кверулянтский).
И всё-таки работы санитарам хватало.
Историю, приключившуюся с Викторией Стратополох, трудно даже назвать исключительной. Всё, разумеется, началось с того злосчастного кодирования накануне выборов, когда наряду с неприязнью к спиртному, наркотикам и супружеским изменам специалисты доктора Безуглова внушили бедной женщине сильнейшую приязнь к одному из кандидатов в Президенты. А теперь посудите сами: если ты свято до самозабвения предан выдающемуся историческому лицу, и вдруг это лицо сообщает тебе с экрана телевизора, будто преданность твоя — тоже болезнь…
Значит, надо лечиться.
Такая психогенно травмирующая ситуация, когда причиной расстройств является сам врач, давно известна науке и даже как-то там называется.
Странная закономерность обозначается иногда в семейном быту. Допустим, супружеская пара. Оба пьют, но в меру. Но стоит одному (одной) бросить пить вообще, как вторая (второй) немедленно начинает спиваться. Примерно та же картина с куревом, да и с прочими пороками. Что-то вроде закона сообщающихся сосудов, только наоборот.
Получается, что и с супружеской четой Стратополохов произошло нечто подобное: стоило медикам объявить мужа симулянтом, как жена добровольно сдалась в диспансер.
К счастью, врач «скорой помощи» догадался оставить Павлику визитку со служебным номером.
— Да не волнуйтесь вы, — устало успокоили Артёма по телефону. — Побочные последствия кодирования — это для нас раз плюнуть. Сегодня же вечером вернём вам жену в целости и сохранности…
— Я так понимаю, это у вас уже не первый случай? — малость успокоившись, поинтересовался он.
В трубке хмыкнули.
— Триста тридцать первый! Пачками сдаются…
Ну, слава богу! Артём поблагодарил за информацию и дал отбой. Итак, сегодня вечером. Просто замечательно! А то он уже начинал опасаться, что Викторию продержат там несколько дней. Честно сказать, Стратополох успел привыкнуть к чистым полам и окнам, белоснежным занавескам, упоительному вкусу отбивных.
Надо будет цветы купить. Розу. Одну, зато большую, как кочан.
А теперь можно подумать и о собственных невзгодах… Кстати, а невзгоды ли они? Сняли с учёта? Кто докажет, что сняли? В крайнем случае чуток переждать, недельку не появляться в «Прибежище»… Вот только этот вестник, этот карманный викинг… Уж не он ли, змей, работает электриком в поликлинике?..
А впрочем, пошли они все к чёрту! Ну сняли, ну… Ты изменился от этого? Ты стал меньше любить то, что любил?..
А, нет! Со словом «люблю» с некоторых пор следует обращаться осторожно. За него, как видим, можно и по мордам-с огрести, подобно Проклу Игнатьичу с Малого Передоновского переулка. Чёрт, а чем заменить-то? «Обожаю»? «Тащусь»?..
Я тащусь по тебе, Отчизна… В смысле — с узелком за плечами?
Стратополох повеселел и, мысленно подбирая глагол за глаголом, достал наладонник.
Заверещал телефон.
— Пап, тебя! — заорал Павлик.
Артём кинулся к аппарату, напридумывав себе по пути всяческих страхов. Звонили, однако, не из диспансера, звонили из редакции.
— У тебя авторские экземпляры сборника сохранились? — хмуро полюбопытствовал завлитдиагноз. — Не все ещё раздарил?
— Так, а только авторские и были. Там тираж-то…
— Но, главное, сохранились?
— А что нужно?
— Нужно четыре экземпляра.
— Зачем?
На том конце провода послышался усталый досадливый рык.
— Не по телефону, ладно? Бери, короче, четыре штуки и дуй сюда.
— Мне вечером жену из больницы забирать…
— А сейчас что, вечер?
Да, действительно…
* * *
За бронированным стеклом Стратополоха уже знали в лицо.
— Пожалуйста, Артём Григорьевич… Ваш пропуск.
Достигнув нужного этажа, он миновал приёмную и, войдя без стука в кабинет завлитдиагноза, застал того за работой. Мощный башенный лоб клонился над бумагами жуткого вида — с гербами и печатями.
— Держи, — сказал Артём, бросая на стол четыре бледные тоненькие книжицы.
— Угу… — отозвался владелец кабинета, не поднимая головы. — Как точно называется? — Внимательно прочёл оттиснутое на обложке и внёс от руки в одну из бумаг. — А ты давай садись пиши. Вот компьютер. Или предпочитаешь наладонник?..
— Что писать?
— Пиши, какой ты хороший… Какую замечательную книжку опубликовал…
— Ты можешь по-человечески объяснить, что происходит?
Завлитдиагноз издал знакомый рычащий вздох, уже звучавший недавно по телефону, и, откинувшись на спинку кресла, уставил на Стратополоха страдальческие, больные от усталости глаза.
— Что происходит… — ворчливо повторил он. — Выдвигаем тебя на безугловскую премию, вот что происходит…
Артём неуверенно хихикнул.
— За это? — Взял со стола одну из книжиц, осмотрел, хмыкнул, пожал плечами.
Завлитдиагноз заскрипел, закряхтел, приподнялся и, сердито отобрав полиграфическое изделие, сложил все четыре экземпляра стопкой, бережно обровнял края.
— Нет, я бы, конечно, мог и сам, — проворчал он. — Просто время поджимает. И так уже из-за тебя срок подачи заявлений передвинули.
— Заявлений — на госпремии?!
— Пиши давай!
«А не бред ли это галлюцинаторный? — с неожиданным интересом подумал Артём. — Ну-ка, ну-ка, как там в словаре?.. Начальная стадия (трема) соответствует картине бредового настроения… основные признаки — тревожность, растерянность… Правильно, так оно, помнится, и было… Потом стадия апофении, то есть собственно бредовая… изменённое осознание окружающего… всё происходящее вокруг ставится больным в связь с его личностью… Самое забавное, что совпадает…»
Тогда с манией величия вас, Артём Григорьевич!
— Ну и долго ты так стоять будешь? — Завлитдиагноз выбрался из-за стола, уступая место за монитором.