меня обокрал? Четырнадцатилетний мальчик?! Который вообще не подозревал о моем существовании?

Сарказм не был услышан. Княгиня еще более фанатично стала меня убеждать:

— Да, именно он! И теперь он пользуется всем, что твое по праву происхождения! Он живет в твоих комнатах, ездит на твоих машинах, пользуется твоими богатствами!

Да-да! А еще он, как в том анекдоте, пьет мой виски и имеет моих баб! Ну не смешно ли? Интересно, бабуля хоть представляет, как живут воспитанники в интернатах для одаренных?

— Бабушка…

Но Полину Зиновьевну уже было не остановить:

— Кукушонок, обманом подкинутый в гнездо! — произнося это, бабушка начала повышать голос, на нас начали оглядываться с других столиков, встревожилась охрана, деликатно сидевшая поодаль. — Убивший всех остальных детей! Затоптавший их своими грязными лапами! Он проклятие, от которого надо избавиться! Из-за него уже погибли мой муж и старший сын! Я не позволю ему убить еще и тебя! Выродок получит то, что заслуживает! Как сорняк безжалостно выпалывается садовником, так и это бракованное семя не будет осквернять мою семью!

От пущенной волны сна безумный злобный оскал на лице разгладился, но не до конца. Демоны продолжали терзать ее душу и в забытье. Подоспевшие телохранители попытались отобрать у меня легкое тело, но я не отдал — сам донес до машины.

— Я с вами! — бросил охранникам, устраиваясь на сиденье рядом с бабушкой. Те чуть замешкались, но потом их старший кивнул остальным, и кортеж тронулся к особняку Потемкиных, оставляя позади растревоженное кафе, где посетители уже вовсю судачили о разыгравшейся сцене.

Ксению Аркадьевну нашел в малой гостиной, где она сосредоточенно набирала петли на спицах. Это занятие настолько не вязалось у меня с представлениями о княгине, что я, замешкавшись на пороге, даже сбился с мысли, разглядывая необычную картину. Я прекрасно знал, что при необходимости она с легкостью строит из себя простушку, выставляя на первый план мужа и убеждая всех, что является всего лишь приложением к нему, но со мной она никогда не скрывала настоящего лица, и периодически возникающие между мной и Потемкиными деловые вопросы я предпочитал решать именно с теткой. Тем удивительнее было видеть ее не за столом, заваленным бумагами, а за исконно женским домашним занятием.

— Чем обязана визиту, граф? — спросила она, оторвавшись от рукоделия.

— Полина Зиновьевна сошла с ума, — не стал я разводить политесы.

— О! Я, признаться, и не надеялась, что вы заметите.

— Так вы знали?!

— Присаживайтесь, — отложив вязанье, сказала она. — Кофе? Я помню, вы черный любите. Всегда удивляюсь, когда вижу, как вы его пьете, — Павел его терпеть не мог.

Любопытный штрих: тетушка, с которой мы общаемся от силы раз в квартал, помнит, что я предпочитаю кофе, а бабуля, которая вроде бы меня любит, все норовит чаем угостить. Почему-то только сейчас обратил на это внимание.

Когда кофейник и остальные атрибуты заняли положенное место на столике возле моего кресла, а шустрая любопытная горничная исчезла из комнаты, я повторил вопрос:

— Так вы знали?

— Граф, вы видитесь с ней раз в неделю, а я постоянно живу в одном доме. Конечно, я знаю. Увы! Несчастья последних лет не прошли для моей свекрови бесследно.

— И все-равно отпускаете ее из дома?

— А что вы предлагаете? Запереть? Так вы же с Ангелиной первые и примчитесь ее спасать из заточения. Признайтесь, вы же не поверили бы, пока сами не увидели?

Задумчиво повертев чашку, вынужден был согласиться — не поверил бы.

— Что она успела натворить? — поинтересовалась княгиня.

— Натворить — ничего. Когда она на всю чайную раскричалась, что Миша — ее персональное проклятие, я ее усыпил.

— Жаль! — После этого высказывания у меня брови на лоб полезли сами собой. — Петр Александрович не считает ее манию серьезной, а переубедить его у меня пока не получается, — пояснила Ксения Аркадьевна. — Может, хоть сегодняшний случай заставит его пересмотреть мнение.

— Если это поможет — я подтвержу.

— Странно, что она вообще при вас сорвалась… — и тут княгиня нервно расхохоталась. — Я поняла! Я все поняла! Так вот что вы с Ангелиной задумали! Спасти Мишу от злобных и страшных нас! И обратились за помощью к Полине Зиновьевне! Так ведь? — Не дождавшись от меня подтверждения, она закончила веселье. — Господи, вот это шутка судьбы!

Тетушка поднялась со своего места и прошлась по комнате. Теперь, когда складки платья перестали драпировать ее живот, бросилось в глаза, что она беременна.

— Мальчик, скажи, какими чудовищами ты нас считаешь? — впервые с момента знакомства отбросила она официоз, встав напротив меня. — Убить ни в чем не повинного ребенка?‥ Родную кровь?

Женщина, повтори это четырнадцати моим братьям!

Но вслух я произнес другое:

— Мы-то с вами знаем, что он вам не родной.

— Гавриил, — слегка переиначила она на благородный лад имя Упилкова, — был моему мужу тоже старшим братом. Ты не можешь этого знать, но он всегда опекал их с Андреем, не давая в обиду ни вечно занятому отцу, ни помешанной на Павле матери. Помогал мне, когда пришлось наравне с Петром включиться в управление частью предприятий. Подолгу гостил у нас. И поверь, мы до сих пор скорбим по нему не меньше, а может, и больше, чем по Павлу. Несмотря ни на что! Твой отец, уж прости, но при жизни тем еще мерзавцем и кобелем был! Это только Полина Зиновьевна его недостатков не замечала, а те, кто его хорошо знал, на его счет не обольщались. А что там произошло на этих проклятых болотах, никто из нас не видел! Так что Миша все равно нам племянник.

— И поэтому вы его запихали в самый суровый интернат, а теперь внезапно переводите подальше от столицы?

— Суровый! Зато и обучение он дает лучшее! Это Паша у нас был звездой и призывал ветра, как дышал, а нам, обычным середнячкам, нечего дать Михаилу в этом плане! А там и педагоги опытные, и не забалуешь.

— Почему тогда не в Царскосельский лицей? Там все то же самое, а рангом заведение все же повыше.

— И директором там давний друг Полины Зиновьевны! Ты сегодня сам все видел, зачем спрашиваешь? А то, что забираем, — так лето, каникулы. Я не буду утверждать, что люблю Мишу как сына, но уж отдых от муштры он заслужил!

— Был не прав, прошу прощения, — почти искренне извинился я перед женщиной, которую считал до этого разговора законченной стервой. — Тогда, я надеюсь, вас не обременит мое предупреждение, что если с Мишей что-то случится до совершеннолетия, то я тоже вспомню о милой семейной привычке прореживать лишних родственников. Это же относится к Лине и Кате.

— Мальчик! Не надо мне угрожать! Мне, знаешь ли, и без тебя есть о чем беспокоиться! — погладила она свой живот. — Угрожай лучше своей бабушке — это она у нас