Итан так близко, что мне никак не уснуть. Он ерзает и вертится на переднем сиденье. Я слышу его дыхание.

Проходит какое-то время, трудно сказать сколько, но довольно много. Мы оба не спим, хотя и не разговариваем. Потом слышу, Итан выходит из машины и открывает заднюю дверцу. Залезает ко мне, и сердце мое падает куда-то в пропасть, потом снова взлетает от радости, хотя я знаю, что так быть не должно. Сажусь, чтобы дать ему место.

— Нет-нет, лежи, — говорит он. — Для меня найдется местечко?

Я прижимаюсь к спинке. Он вытягивается рядом. Я накрываю нас обоих одеялом.

— Что-то не получается спать сидя. Оказывается, не очень привык.

Я смеюсь.

Сначала мы лежим на узеньком сиденье, как две сардины, спина к спине. Но Итан скоро переворачивается на другой бок и обнимает меня. Спиной чувствую, как бьется его сердце.

— Это ведь у нас не регулярный контакт, верно? — спрашивает он.

— Думаю, имеется в виду что-то другое.

Ну да, мы с ним однажды уже были вот так же близко, но пока никаких отрицательных последствий не заметно.

— Да, думаю, все нормально.

Я уже начинаю дремать, когда ноги его переплетаются с моими.

— Пренна… — слышу я его шепот за спиной. — Ты спишь?

— Нет еще. А что?

— Как думаешь, если я тебя поцелую, не повредит? — шепчет Итан. — Хочешь?

Понимаю, сейчас надо соврать, сказать, что очень даже повредит. Чтобы нам обоим было легче. Но я уже начала говорить с ним откровенно, ничего не скрывая, и это ощущение пьянит меня.

— Очень хочу, — шепчу я в спинку сиденья. — Очень-очень.

— И я тоже.

Чувствую, как он целует меня в лопатку, потом опускает голову и засыпает.

Мы останавливаемся на стоянке в Бронксе и начинаем изучать карту в мобильнике Итана. Точнее, изучает он. С моим зрением изучать ее бесполезно. Мы свернули не в том месте и не сразу разобрались, куда дальше ехать. Вокруг ветхие, полуразрушенные дома, улицы пустынны. Большинство зданий выглядят необитаемыми, судя по выбитым стеклам. Я, в общем-то, не очень боюсь, и угрозы, существующие в этот период двадцать первого века, кажутся мне смешными, но все равно я рада, что не одна.

Утро довольно прохладное, ветерок шевелит футболку Итана. Он выглядит совсем неухоженным и помятым после того, как две ночи подряд рыскал вокруг фермы. Лицо усталое. Но тут он вдруг ни с того ни с сего принимается прыгать и скакать по тротуару как сумасшедший.

— Что это с тобой?

— Сам не знаю. Чувствую, здоровье так и прет. Энергия.

Дышит тяжело, зато широко улыбается. Еще несколько раз подпрыгивает.

— Правда?

Мне кажется, я догадываюсь, на что он намекает.

— Здоров как бык, готов горы свернуть.

Гляжу на него подозрительно.

— Поговорка такая, — пожимает плечами Итан.

Искомый адрес — большое квадратное строение промышленного типа с гигантским, ярко освещенным рекламным щитом на крыше, хорошо видным из окон автомобилей, с шумом проносящихся мимо по надземной скоростной автостраде у нас над головой.

В вестибюле за стойкой нас встречает унылое лицо охранника с карточкой на груди, где написано, что его зовут Мигель. Он снимает наушники.

— Вашу карточку, — говорит охранник.

Даю ему карточку.

— Позвольте взглянуть на ваш ключ.

Протягиваю и ключ.

— Номер отделения?

Отвечаю не сразу. Совсем не хочется вызывать в нем подозрения. Хватит и того, что перед ним стоят двое грязных подростков, которые едва держатся на ногах, да еще заявились в семь утра.

— Пять, один, семь.

Изо всех сил стараюсь говорить уверенным тоном.

Мигель сверяется с данными в компьютере и пододвигает ко мне цифровой блокнот.

— Распишитесь здесь, пожалуйста.

Ставлю какую-то закорючку, впрочем, я всегда так расписываюсь, не разобрать ни буквы.

— Поднимайтесь на лифте на пятый этаж, два поворота направо, один налево, — говорит он. Откидывается на спинку кресла, снова надевает наушники.

Кабина лифта такой величины, что можно въехать на машине. Провожу карточкой в щели, жму кнопку пятого этажа, загорается лампочка. Ладони мои вспотели, ноги так и пляшут.

— Долго нам здесь оставаться нельзя, — говорит Итан. — Делаем дело и сразу уходим.

Мы шагаем по бетонному коридору. Итана, конечно, тоже мучает мысль о том, что про это место знаем не только мы с ним.

Я киваю. Сквозь несколько окон, застекленных толстыми стеклами, виден пробегающий свет автомобильных фар с шоссе, вызывающий какое-то тошнотворное чувство.

Сощурившись, стараясь удержать дрожащую руку, поворачиваю ключ в замке. Щелчок, и я открываю дверь. Кладу ключ обратно в карман куртки, застегиваю на молнию.

Итан шарит рукой по стенке, пытаясь найти выключатель, находит, наверху вспыхивает лампа дневного света, которая сначала долго шипит и мигает, пока не разгорается в полную силу.

Мы находимся в помещении футов шесть в ширину и девять в длину. Две стенки полностью закрывают грубо сколоченные полки, почти полностью пустые. Только на одной из средних полок стоят четыре коробки с папками и красный скоросшиватель.

Я шагаю внутрь, Итан идет за мной. Оглядывается на дверь.

— Оставить открытой?

Если закрыть, мне станет страшно. В коридоре ни души.

— Да.

— Начнем с этой? — спрашивает он и берет первую коробку.

Я киваю. Чтобы притронуться к этим коробкам, мне нужно собраться с духом.

— Здесь подшивка газет, — говорит Итан.

Интересно, в голосе его не слышно разочарования. Неужели он надеялся увидеть здесь схему какой-нибудь умопомрачительной технологии или механизма?

— Что-то не очень похоже… на послание из будущего.

— Ну да. Я посмотрю, не возражаешь?

— Давай.

Я беру вторую коробку. Страшно открывать, но пытаюсь уговорить себя. Это не страх перед неизвестностью, сказываются годы промывания мозгов: ни в коем случае нельзя вторгаться в чужую жизнь. Нам не свойственны такие чувства, например, как чувство спокойствия и безопасности, чувство доверия к людям, зато чувство вины, чувство постоянной угрозы не покидают нас ни на минуту.

Коробка разделена на несколько отделений, и на стенке одного из них вижу свои инициалы — мои прежние инициалы, — написанные черным маркером. В духе иммигрантов, прибывавших на остров Эллис. Оказавшись здесь, мы все поголовно сменили фамилии.