Акустики сдавленными голосами доложили, что «Мемфис» сидит на хвосте на дистанции менее семи кабельтов.

— Сейчас ударит в корму… — вырвалось у старпома.

Находившиеся на центральном посту люди, напряженно и сосредоточено выполняли каждый свою задачу, лишь время от времени, поглядывая на командира. В данный момент решение командира определяло жизнь или смерть огромного экипажа, огромного атомного ракетоносца и двадцати ракет Р-39 огромной мощности, способных «стереть с карты» пол-Америки.

Атомный подводный ракетный крейсер стратегического назначения является одной из самых дорогих и самых сложных технических конструкций, когда-либо строившихся людьми. Если кто-то по наивности считает, что космический корабль более сложен, он ошибается. Стихия, в которой находится крейсер, куда более враждебна человеку, нежели космос. И не надо думать, что если океан рядом, то он более безопасен. Отнюдь.

Под водой крейсер испытывает чудовищные нагрузки, идет исключительно по картам, которые не всегда так точны, чтобы можно было им полностью доверять. В таких условиях жизнь экипажа и безопасность находящегося на борту оружия целиком и полностью зависят от надежности техники, от расчетов конструкторов, от умелых действий. И гибель крейсера это не только человеческая трагедия. Это еще и сильный удар по экономике государства. Наличие или отсутствие стратегического ракетоносца на боевом дежурстве в море, можно смело увязывать с силой политического авторитета государства.

— Право руля… — бросил Васильев. — Рули на всплытие. Всплываем на двести метров.

Атомоход приподнял нос — это чувствовалось буквально всем телом. Головин ухватился за специальный поручень. Он своими глазами видел, как в позапрошлом году в аварийном режиме всплывала с четырехсотметровой глубины многоцелевая атомная подводная лодка-истребитель К-267 «Дракон». Атомоход тогда буквально весь выскочил из воды с дифферентом на корму в сорок градусов, потом всей массой рухнул обратно в воду, поднимая тысячи тонн брызг. Это было грандиозно и красиво. Тяжелый крейсер стратегического назначения таких фокусов вытворять не мог, но при экстренном всплытии на ногах устоять все же было проблематично…

«Мемфис» повторил маневр и приблизился до четырех кабельтов. Васильев сразу среагировал:

— Приготовиться к торпедной атаке! Зарядить второй и четвертый аппараты!

Старпом посмотрел на командира.

Васильев выдержал взгляд:

— Я готов пойти на крайние меры…

— Командир, впереди кромка пакового льда! — доложили акустики.

Командир крейсера посмотрел на своего старпома, потом перевел взгляд на Головина. С торпедного отсека доложили о готовности к стрельбе. Две самонаводящиеся торпеды находились в торпедных аппаратах. Приказ командира крейсера — и торпеды уничтожат любую подводную цель, независимо от того, какое противодействие будет пытаться оказать атакованный ими объект.

— Может подавитель? — спросил старпом.

Командир кивнул. Приказом по флоту регламентировалось использовать новую систему гидроакустического подавления только в самых крайних случаях. Командир уверенным голосом приказал:

— Выключить гидроакустическую аппаратуру! Приготовить подавитель!

Сейчас он не думал, сколько ему придется потратить моральных сил, чтобы доказать руководству Краснознаменного Северного флота об объективных причинах применения секретного подавителя. Сейчас он думал только об одном — как вывести вверенный ему ракетный крейсер в район боевого патрулирования и устранить угрозу уничтожения американскими противолодочными силами.

— Подавитель к применению готов, — доложили из торпедного отсека.

— Выпустить подавитель!

Крейсер выпустил небольшую мину с временным замедлением. Акустики уже выключили аппаратуру, чтобы исключить самопоражение. Через несколько секунд за бортом прогремел взрыв подавителя, который на некоторое время должен был акустической волной вывести из строя гидроакустику, а электромагнитным импульсом — включенную незащищенную электронику американской лодки.

— Включить аппаратуру! Доклады!

— Командир, «Мемфис» отвернул влево и пошел в глубину! — доложили через тридцать секунд акустики.

— Получилось, — с облегчением вздохнул Васильев. — Следить за американцем! Доклады — каждые пять минут!

Через десять минут «Мемфис» отстал окончательно. Отрыв получился. Впереди были льды, под которыми правила гидроакустики привычные при открытой воде, не действовали. Подо льдами возможности обнаружения одной лодки другой практически сводились к нулю. Американские противолодочные силы не располагали средствами, способными обнаружить и уничтожить находящийся подо льдом тяжелый ракетный крейсер. И именно подо льдами ТК-205 должен был нести свое боевое дежурство в готовности в любой момент, по приказу сверху, дать свой всесокрушающий двадцатиракетный залп.

К вечеру старпом доложил командиру, что крейсер вошел под сплошной арктический лед. С этого момента его обнаружение американскими противолодочными силами исключалось полностью…

Старший офицер отдела информации майор Василий Черкасов на службу ходил исключительно в гражданской одежде. Военную форму он последний раз одевал два года назад, когда представлялся своему новому начальнику. Новый начальник так прямо и сказал, чтобы Василий забыл, что такое военная форма, ибо с того дня ему уже больше не требовалось стоять в парадном строю, бегать по горам, прыгать с парашютом, а предстояло служить в «Нормативно-исследовательской лаборатории МО РФ», под вывеской которой и скрывался разведывательный центр.

По утрам Василий еще какое-то время терзаемый ностальгией засматривался на висевший в шкафу мундир с тремя боевыми орденами, полученными за ряд успешных операций в Афганистане, но происходило это все реже и реже. В Афганистане кроме орденов он получил тяжелое ранение в позвоночник и два года пролежал в госпиталях. Думал, спишут на покой, но потом все же ему удалось убедить руководство на продолжение службы. Черкасов надеялся, что останется в родной бригаде спецназа, но руководство ГРУ смогло оставить его на службе, только переведя на «бумажную» разведывательную работу — собирать информацию из открытых источников. Открытыми источниками были иностранные газеты и журналы. Это было не особенно по душе, но спасало от сумасшествия лишь то, что в разведывательном центре подобрался хороший коллектив. Василий как-то сразу влился в команду и вскоре был уже «в доску своим». Да и постоянная практика в китайском и английском языках не давала загноить мозги…

Работа в «лаборатории» была самой рутинной. Сиди и листай газеты. Девяносто восемь процентов разведывательной информации все разведки мира получают из открытой прессы. Просто нужно сидеть и детально, буквально по крупицам, выуживать её из строк официальной хроники, заметок, реклам и некрологов. Черкасов отвечал именно за это направление деятельности «лаборатории». Вот, к примеру, статья в газете «Медикал Ньюс» рассказывающая о работе американской специализированной хирургической бригады военных медиков, работающих в составе немецких миротворческих сил в Югославии: «полковник Штумф в автокатастрофе получил тяжелую травму позвоночника. Были приняты срочные неотложные меры…» Что из этого имеем? А имеем вот что: полковник Штумф — это командир 26-й воздушно-десантной бригады Бундесвера. Получил он ранение, по всей видимости, несовместимое с дальнейшим выполнением обязанностей командира бригады. То есть из списка командного состава вооруженных сил ФРГ фамилию командира 26-й бригады 9-й воздушно-десантной дивизии Бундесвера нужно вычеркивать и ориентировать работу разведки на установление личности нового командира. Но это слишком просто и далеко от Черкасова. Ему Китай ближе, но китайцы очень дозировано выдают информацию, касаемую своих вооруженных сил и специальных служб. Однако и такой подход позволяет вскрыть, к примеру, передвижение войск, перевооружение на новые образцы, имевшие место катастрофы военной техники и тому подобное, что обычно не подлежит огласке.