Всякий раз, когда он в своих размышлениях доходил до этого тупика, он тер виски, встряхивал головой и произносил одну и ту же фразу:

– Завтра будет видно.

Пока было видно одно: малышу становилось лучше. Ближайшее окружение Сезара, прекрасно отдавая себе отчет в сложности положения, в какое попала молодая пара, молчаливо ей сочувствовало и покровительствовало.

Сезар принимал роды, оперировал, пациентки выздоравливали, увозили с собой младенцев, администрация прибавила молодому врачу оклад, выражая тем самым свое удовлетворение его работой. Никому и в голову не приходило интересоваться, сколько именно младенцев пользуется услугами реанимационного отделения.

Так прошел месяц. Луисинью вовсю улыбался счастливой Аните. Теперь она с уверенностью могла сказать, что ее ребенок выживет.

– И все-таки нам имеет смысл зарегистрировать его в ближайшей мэрии, – сказал ей Сезар. – Справку о том, что ты родила, мы сможем оформить. Благодаря чудесному исцелению у Луисинью столько доброжелателей. А вот потом…

Сезар тяжело вздохнул, как вздыхал уже много раз, дойдя до этого тупика.

– Потом я схожу с Луисинью к своему индейскому доктору, – сказала Анита. – Посмотрим, что он мне скажет. А ты пока ищи для нас новое место, все равно мы с тобой отсюда уедем, и нам нужно знать куда.

Анита была вновь полна энергии. Необходимость защищать Луисинью придавала ей силы, как оно обычно и бывает у матерей.

В ближайший свободный день Анита, взяв малыша, села в машину и поехала в индейскую деревню.

– Давно ты у меня не была, дочка, – сказал ей старик, когда она вошла в его небольшую комнатку.

Разумеется, в Деревне давным-давно не было никаких вигвамов, обитатели ее жили в небольших лачужках, держали домашний скот и птицу, сажали кукурузу. Деревня славилась своими охотниками, и когда приезжим ученым или туристам нужна была какая-нибудь экзотическая зверушка, редкая птица или необыкновенной окраски попугай, то знатоки направляли их в эту деревню. Туристы еще могли тут поживиться изделиями из кожи, которую необыкновенно искусно выделывали местные женщины.

Вместо ответа Анита положила перед стариком младенца и развернула пеленки. Старик стал внимательно разглядывать и ощупывать его, а тот, широко разинув рот, обиженно заорал.

– Взяла? – спросил старик. Анита кивнула.

– Больной, – уже утверждая, а не спрашивая, сказал старик.

Анита опять кивнула.

– Оставишь? – снова спросил старик. Анита недоуменно уставилась на старика.

– Буду лечить, – объяснил он. – Можно лечить. Но болезнь не вся выйдет, ходить долго будет плохо.

Анита вновь запеленала малыша и села, крепко прижав его к себе. Как она могла с ним расстаться?

– Я тоже с ним останусь, – решила Анита.

– Живи, – согласился старик.

– И муж тоже, – торопливо прибавила Анита, вдруг испугавшись, как же она будет без Сезара.

– И муж пусть живет, – согласился старик.

– А долго ты его будешь лечить? – поинтересовалась Анита.

– Месяц, два – видно будет, – сказал старик.

– Мы приедем через три дня, – сказала Анита, – нам нужно покончить с разными делами.

Старик кивнул.

– Я пока травы соберу, – сказал он. – Приезжай через три дня.

Скоропалительное решение Аниты было неожиданным, но Сезару понравилось. На следующий день они съездили в соседний городок в мэрию и оформили метрику Луисинью, а потом переселились в индейский поселок, откуда ездили в клинику на дежурства.

Сезар написал письмо родителям о том, что Анита наконец родила, что беременность проходила трудно, поэтому они ничего им не сообщали. У малыша проблемы со здоровьем, ему понадобятся со временем морские купания. Как только закончится их контракт, они устроятся в другом месте, на берегу моря.

Зашел Сезар и в административный офис, сообщил, что жена по состоянию здоровья нуждается в морском климате, поэтому они возобновлять контракт не будут. До администрации уже дошли кое-какие слухи, но никто не был заинтересован в скандале, поэтому, несмотря на блестящую практику в клинике, удерживать сеньора Андраду не стали, а стали приискивать нового хирурга на его место. Приискивал себе новое место и Сезар. На этот раз он решил поработать в Европе, с его репутацией блестящего хирурга и научными статьями о разработанных им операциях это было вполне возможно.

– Мы поживем с тобой недельку или две в уединенном местечке на берегу океана, – сообщила Изабел Лизе уже в машине.

– А потом поедем в Европу? – с любопытством спросила Лиза.

– Не уверена, – туманно ответила Изабел. – Посмотрим.

Лиза не стала больше ее расспрашивать, она понимала, что Изабел еще слишком слаба для дальних путешествий. Пока она будет приходить в себя, Лиза ей поможет с малышкой, а за это время Изабел найдет себе другую помощницу. Или будет искать ее уже в Европе. В общем, там будет видно. Конечно, Лизе было обидно распрощаться с мечтой о Франции, но кто знает, может, рано еще прощаться?

Лиза еще не выезжала из Бразилии, и ей все было интересно. Она с любопытством уставилась в окно машины. Лесистое предгорье, где приютились корпуса клиники, осталось позади, и машина ехала по необозримой степи. Летняя жара высушила траву, все вокруг было желто и безжизненно. Спустя полчаса Лиза увидела первые кактусы – огромные, причудливой формы, они стояли и сторожили дорогу, вместо травы под ними был песок. Они ехали теперь по полупустынной зоне. Но в машине было прохладно, работал кондиционер. Девочка, укачанная мягким ходом автомобиля, мирно спала в своей корзинке, укрепленной на сиденье рядом с Лизой.

Изабел смотрела вокруг с не меньшей жадностью. Она еще ощущала телесную слабость, но вся уже была само нетерпение. Ей хотелось окунуться в тот бурный водоворот жизни, к которому она привыкла и который обожала. Сколько возможностей она упустила за этот бездарно потерянный год. Но она их наверстает, непременно наверстает! Недели две, а то и месяц она проживет в уединении на своей вилле и окончательно восстановит здоровье. Стоило ей подумать о здоровье, как она понимала, что не права, когда говорит, будто год потерян даром. Нет, она благополучно вылезла из крайне неприятной передряги и теперь может наконец-то жить как ей вздумается.

Так вот, месяц она проживет в уединении, найдет себе компаньонку. Жаль, что Рита негритянка, можно было бы выписать к себе и ее. Ну ничего, ей пока и Розиты хватит. А потом она закажет себе в Париже самые модные туалеты, завяжет нужные знакомства, чтобы не чувствовать себя одиноко, и вступит в какой-нибудь клуб, куда принимают богатых иностранок вроде нее. В том, что через пять минут после ее появления в обществе вокруг нее будет увиваться целый хвост дельцов и поклонников, она не сомневалась. Еще бы – богатая иностранка! Каждому лестно пристроиться к ее денежкам. Но дел затевать в Европе она не станет. Развлечется немного, и только. Может быть, заведет освежительный роман. Может быть, съездит на карнавал в Венецию. Атилиу всегда говорил, что любовь, которая началась в Венеции, длится вечно. Может, и она встретит там свою любовь?