Прощаюсь. Меня ждут у мадам Монсож.

Д'Аламбер — Шарлю Мелье

8 апреля 1773 года

Последнее время я занимался редактированием готовящегося к изданию полного собрания моих трудов. Просмотр написанного в дни моей молодости наполнил меня ностальгией. Во многих отношениях те работы были несовершенны, но они несут на себе налет свежести, которая теперь, много лет спустя, кажется мне трогательной. Я был тогда влюблен в свою работу, а она дарила мне не сравнимую ни с чем радость, и единственное, о чем я в ту пору жалел, это о необходимости понапрасну тратить на непроизводительный сон массу времени, которое я мог бы посвятить размышлениям и вычислениям. Теперь же моя работа ничем не отличается от работы письмоводителя и состоит в сортировке бумаг и перекладывании их с места на место. Мой ум ныне лишен идей и энергии. Мне недавно исполнилось шестьдесят, но кажется, что жизнь прошла за одно мгновение. Собрание моих трудов займет многие тома, но найдется ли в них что-либо достойное внимания читателей после моей смерти?

Кроме того, меня очень тревожит состояние здоровья мадемуазель де Л'Эпинас. Она мало ест и плохо спит. Она рано отходит ко сну, однако мне думается. что ночами она лежит без сна, мучаясь от болей и стеснения в груди, которые мешают ей правильно дышать. Она продолжает заниматься своими делами и ведет обширную переписку с многочисленными друзьями, особенно с графом де Мора и графом де Гибером. Этим последним она пишет ежедневно. Я не понимаю, где она находит силы так много писать. Это очень вредно для нее при нынешнем состоянии ее здоровья. Однако при всех своих недомоганиях она находит время заниматься банальностями, которые могут быть восхитительными в иных, не столь печальных обстоятельствах.

Сегодня рано утром она пришла ко мне и сказала, что в ящике угля нашли кошку с выводком котят. Она рассказала мне об этом с таким волнением, с такой заботой в голосе, что я невольно почувствовал жалость к этим маленьким созданиям. Мадемуазель де Л'Эпинас сказала, что это черно-белая кошка (видите, она даже навестила семейство и отнесла матери блюдечко с молоком). Она очень тревожилась о том, что животные могут умереть, и при одной этой мысли глаза ее наполнились слезами. В глазах мадемуазель де Л'Эпинас все живое одинаково важно, одинаково ценно. Действительно, иногда она выказывает куда меньшую озабоченность в отношении тех, кто ее окружает, чем в отношении кошек, которым нет никакого дела до ее доброты. Я не знаю, кому больше завидовать — мадемуазель де Л'Эпинас, в глазах которой все вещи равны, или кошкам, которые не понимают никаких вещей? Стоят ли все мои труды одного выводка котят? Что касается первых, то могу добавить, что мадемуазель де Л'Эпинас проявляет к ним весьма скромный интерес.

Выглянуло солнце, и я, как обычно, пойду прогуляться, а по возвращении примусь за любезно присланный вами великолепный том Лукреция.

Пьер Мишле — Клоду Мартиньи

15 февраля 1774 года

Гибер заставил меня поклясться, что я не стану никому рассказывать о его любовных делах, но если он сам не способен хранить свои тайны, то не вправе рассчитывать, что это будут делать за него другие. Кроме того, я уверен, что не я первый, кто узнал о его связи с мадемуазель де Л'Эпинас.

Всем известно, что на протяжении нескольких лет у нее продолжался роман с графом де Мора, больным испанцем, который, по мнению многих, вряд ли долго протянет. Теперь она отдала свое сердце Гиберу. Эта любовь началась до его отъезда в Германию, и теперь они обмениваются бесчисленными письмами. Гибер показал мне некоторые ее письма, а также копии своих изысканных ответов. Вернувшись на прошлой неделе в Париж, он в среду вечером явился в ее апартаменты (подробно описав мне все, что там произошло).

Мадемуазель де Л'Эпинас проявила большую осторожность для того, чтобы посещение Гибера осталось незамеченным. Господин Д'Аламбер, который присматривает за мадемуазель де Л'Эпинас, как гувернантка, в тот вечер отсутствовал и должен был вернуться не раньше полуночи. Мадемуазель де Л'Эпинас отошла ко сну в девять часов, слуги немного позже. Она попросила его подождать под ее окном до половины десятого. В это время в ее комнате погас свет, что было сигналом для графа войти в ее апартаменты. Мадемуазель де Л'Эпинас сама открыла дверь и впустила своего гостя. Больше всего она боялась, что ее увидят ходящей по дому, и на этот случай она решила притвориться сомнамбулой. Слуги, увидев это, оставят ее в покое из страха разбудить. Войдя в дом, Гибер — этот добрый вояка — сумеет тихо прокрасться в ее спальню.

Настало назначенное время, и карета Гибера остановилась в нужном месте. В окне спальни погас свет, и наш галантный кавалер вошел в дом. Привратник не оказался помехой, так как Гибер молча дал ему денег и поднялся наверх. Мадемуазель де Л'Эпинас встретила его, и они направились в ее спальню. Надо ли мне рассказывать, что последовало дальше? Я все равно не смогу сделать это столь же красочно, как Гибер. Может быть, он сам расскажет вам эту историю.

Жюли де Л'Эпинас — графу де Гиберу

17 февраля 1774 года

Зачем ты добиваешься мой любви? Какая тебе от нее польза? Тобой и без того восхищаются многие другие женщины. Ты сумел заставить мадам де Монсож поверить в то, что влюблен в нее, и делаешь ее и меня несчастными.

Я ненавижу и презираю общество и желаю найти успокоение в одиночестве, но ты не даешь мне этого сделать. Если бы я смогла убедить господина Д'Аламбера не жить со мной, то обрела бы покой, но, испытывая к тебе всепоглощающую страсть, я не смогу его найти. Ты мучаешь меня даже своей добротой.

За много лет я научилась обходиться без счастья. Но ты научил меня наслаждению, и я не знаю, смогу ли я без него жить. Под любым предлогом откажись от визита к мадам де Монсож и не медля приезжай ко мне.

Франсиско Кастелар — Жюли де Л'Эпинас.

Письмо датировано 15 мая 1774 года, доставлено 3 июня 1774 года

Мой господин граф де Мора умер вчера. Он был тяжело болен с февраля, и когда смерть стала неизбежной, попросил меня отвезти его в Париж, чтобы, по его словам, закончить там важные дела. Но граф скончался, прежде чем мы успели достичь Пиренеев.

Смерть была милостива к нему. После многих дней страданий он впал в глубокий сон, от которого так и не пробудился. Во сне его лицо стало покойным и исполненным юношеской радости, таким, каким мы все его помним. Возможно, Господь Бог поступил странно, отняв у нас столь чистую и благородную душу, но мы тем не менее должны благодарить Его за то, что Он позволил нам узнать человека справедливого, доброго и честного во всех своих поступках.

Перед тем как лишиться сознания, граф попросил меня известить вас о его смерти и вернуть вам все письма, написанные ему вами, — их вы найдете в ларце. Граф также попросил меня сказать вам о его бессмертной любви к вам. В его намерения, сказал он, входило приехать в Париж, чтобы просить вашей руки. Нет нужды говорить вам, насколько я опечален, во-первых, смертью возлюбленного графа, а во-вторых, обязанностью передать вам его последнее прости. Мы утратили лучшего на земле человека.