В последние годы Петр Пушкин бывал на родине не часто: так уж получалось. Он читал обязательные аналитические отчеты о положении в стране. Однако Пушкин знал, что любой анализ, даже самый лучший и объективный, уже искажение, всегда содержит истину плюс еще что-то. Искажать информацию — в человеческой природе. И чем больше инстанций она прошла, чем дальше становится от реальности. Всегда и обо всем лучше составлять собственное мнение — таково было правило Пушкина. Когда год кочуешь по переговорам, сложно придерживаться правил. Зато никто лучше Пушкина не знал состояния переговоров по ключевым контрактам корпорации. Его целью при заключении контрактов было максимально соблюдать интересы корпорации и своей страны. Пушкин с задачей справлялся. В этом проявлялось его мастерство переговорщика, по которому он, пожалуй, находился бы в высшей лиге мирового рейтинга, если б таковой существовал. Достаточно вспомнить эпизод, когда в Лондоне задержали наш самолет с запчастями к радарам, в котором вместо невинных деталей вдруг оказались новенькие гранатометы, не заявленные в таможенной декларации. Почти месяц ушел на освобождение конфискованного: груза с самолетом — в строгом соответствии с британскими законами! Позднее нашлись и виновники — партнеры из одной бывшей страны-союзника, переметнувшиеся к конкурентам. Впрочем, сейчас было не до служебных воспоминаний.

В Москве действительно что-то происходило. Это чувствовалось и на расстоянии. Следовало больше интересоваться событиями на родине. Он обязательно поинтересуется, когда вернется с прогулки. Пока явных причин для беспокойства, по мнению Пушкина, не было.

Уже уложив сумку, Петр решил проверить свою почту и включил компьютер. Несколько необязательных дружеских посланий и два-три официальных, тоже малозначащих. Приглашение на конференцию, сообщение о выходе его книги — все на официальном адресе. Конфиденциальный адрес знали несколько человек, но там было пусто. Неожиданно в номер вломился суматошный Гоша Моисеев.

— Пётр Петрович, надо поговорить. — Гоша перешел на страшный шепот и потащил Пушкина в коридор. Дверь номера осталась полуоткрытой.

Марина вышла из ванной и остановилась перед большим зеркалом в спальне, чтобы накрасить ресницы. В зеркале отражался монитор компьютера, на котором возник красный значок прихода нового сообщения. Красный — значит особой важности. Марина положила тушь на столик, сделала шаг из спальни, чтобы взглянуть на дверь. Из коридора не доносилось ни звука, Пушкин и Моисеев, видимо, были далеко. Марина быстро вернулась к компьютеру и открыла сообщение. «Привет, незнакомец. Странные дела…» Это был малопонятный для Марины текст, скорее всего, зашифрованный. Она запомнила его. Сообщение пришло с адреса «A-festival». Текст Марине не понравился, особенно фраза «Мучаюсь сомнениями, кто из братиков заложил папашу — чёрненький или беленький?» Марина уничтожила сообщение. Пушкин вернулся через минуту.

— Эх, Гоша, забавный парень. Представляешь, здесь для карнавального шествия какой-то спонсор приобрел и подарил одной школе самбы списанный МИГ-23. Будет ехать наш МИГ, а из кабины девочка во всем голом ручкой делать. Гоша почему-то решил, что это на уровне международного скандала. Прибегал советоваться, не надо ли запретить. А я думаю, да пусть едет. Лишняя реклама.

— Если мы не поторопимся, — сказала Марина, — наступит вечер, и куда-либо спешить просто смысла не будет.

— Всё, улетаем. Ты права. Вдруг Гошу посетят еще какие-нибудь страхи? Шел бы он… на карнавал.

Пушкин ещё раз пошарил в своем компьютере, выключил его и отправил в сейф.

«Полковнику никто не пишет, — напевал он песенку их молодости, когда они спускались на лифте. — Полковника никто не ждет».

Кубинская сигара лежала в его боковом кармане.

— Я вовсе не хочу сказать, что совершенно не согласен с политикой нынешнего руководства страны, — Столбов упорно избегал произносить слово «президент», — однако у меня вызывает недоумение все меньшая обоснованность стратегических шагов правительства. Ставка исключительно на отрасли, ранее входившие в сектор высоких технологий, ввергает страну в зависимость от проектов, которые при ближайшем рассмотрении выглядят подчас авантюрными. Разумеется, этот сектор необходимо развивать. Но разве в ущерб тем отраслям, которые от века являлись основой и хранителем нашей экономики? Я говорю об энергетике, топливе, нефти, газе. Сегодня авторитет руководства ССР в мире упал. Мы всё это видим, не будем скрывать от себя очевидное. В стране многие имеют доступ к западным СМИ, в том числе электронным. Не является ли причиной столь низкого международного рейтинга нашего руководства увлечение — пусть искреннее — заведомо проигрышными сценариями развития Союза? Я задаю себе этот вопрос каждый день. Я вступил в президентскую гонку — видите ли, мне не очень нравится слово «гонка», но журналисты настаивают на нем много лет, — так вот, я вступил в президентскую гонку вовсе не для того чтобы реализовать какие-либо амбиции. Возможно, я здесь с единственной целью — обратить внимание избирателей на вопросы выбора приоритетов и стратегии страны. Последние события в мире показали, что наши позиции еще не настолько сильны, как нам это виделось. Возможно, это вовсе не моя попытка стать президентом. Это моя попытка обратиться к гражданам с правдой, которую от них утаивают.

— И так на протяжении ещё сорока минут, — сказал Андреев.

В небольшом зале, едва ли не треть которого занимал плоский экран, реагирующий на голосовые команды, Президент и глава его администрации просматривали записи телевизионных дебатов претендентов. В основном претенденты не производили на Президента никакого впечатления. Но явление Столбова внесло странное оживление в кампанию: все насторожились. Любопытство было разлито в атмосфере студий, на лицах популярных комментаторов, оно читалось между строчек сообщений СМИ.

— Он способен победить? — спросил Президент. — Что-то он осмелел.

— Способен. И вы это знаете.

— Все зависит от обстоятельств, не так ли?

— Так точно. А вы чего ожидали, объявляя выборы?

— Наверное, чего-то в этом роде. Правда, не ожидал, что меня начнут поливать с Запада. Неужели они всё ещё реагируют на просьбы Столбова? Над этим стоит подумать.

Президент начал и собственную кампанию. Сначала все шло как по маслу. Но в последние несколько дней что-то неуловимым образом изменилось. Президентам не пристало видеть в глазах избирателей жалость и сомнение. Это злейшие враги рейтинга. Пока его падение составило лишь полтора процента: можно списать на естественное колебание настроений и предпочтений электората. Но Президент избегал легкомысленности в таких вопросах. Ведь рейтинг сдвинулся именно после того как в обойме кандидатов появился Столбов во всём блеске своего деланного бескорыстия.

В определенном смысле для Президента пробил час испытаний. Из Южной Америки поступили конфиденциальные запросы от Южноамериканского военного конгресса и от президента Домингина с просьбой разъяснить происходящее в корпорации «Каскад». Это были настолько конфиденциальные запросы, что даже руководитель делегации в Эль-Таре Петр Пушкин не был поставлен в известность (президент Домингин сделал соответствующую оговорку, мотивируя это нежеланием осложнять переговоры, которые «идут своим чередом»). Каждодневные справки Пушкина, в принципе, описывали возникающие проблемы, но были полны оптимизма. Он докладывал о некоторой застопорке в переговорах, но частично объяснял это местной предкарнавальной леностью и ситуативным недоверием к высоким технологиям. Чем он там занимается, подумал Президент, если даже не в курсе, что его дружок Домингин рассылает такие запросы. Впрочем, эта «дипломатичность» по-своему обнадеживает. Пока друзья из Южной Америки, несмотря на возникшую вокруг корпорации «Каскад» дымку скандальности, не были склонны поднимать шум и обсуждать проблемы с максимальной открытостью — например, на брифингах или в СМИ. Никаких громких заявлений.