Я думал, что раз уж на мне торжественная простыня, то мне следует сесть впереди, но там попросту не оказалось места. Тут я заметил Лавинию (спасибо розовым волосам), машущую нам с заднего ряда. Она похлопала рукой по скамейке, показывая, что заняла места. Очень любезно с ее стороны. А может, она просто чего-то хотела.

Мы с Мэг уселись по обе стороны от нее, и девочки стукнулись кулаками, обменявшись суперсекретным приветствием единорожьих сестер, после чего Лавиния ткнула меня острым локтем под ребро:

– Так ты, оказывается, на самом деле Аполлон! Наверное, ты знаком с моей мамой.

– Я… что?

Сегодня ее брови представляли особенно интересное зрелище. Из-под розовой краски показались темные корни, и создавалось впечатление, что они парят над ее лицом, готовые вот-вот с него спорхнуть.

– С моей мамой, – повторила она, лопнув пузырь из жвачки. – С Терпсихорой.

– А… муза танца. Ты хочешь узнать, не она ли твоя мать, или спрашиваешь, знаком ли я с ней?

– Конечно, она моя мать.

– Конечно, я ее знаю.

– Тогда выкладывай! – Лавиния побарабанила по коленям, словно желая показать, что, несмотря на неуклюжесть, у нее есть чувство ритма. – Всю грязь!

– Грязь?

– Я ее никогда не видела.

– А-а. Хм.

За много веков мне не раз приходилось разговаривать с полубогами, которые хотели побольше узнать об отсутствующих в их жизни божественных родителях. И редко когда такие беседы выходили удачными. Я попытался представить себе Терпсихору, но мои воспоминания об Олимпе с каждым днем становились все более размытыми. Я смутно припоминал, как муза резвилась в парке на Олимпе, с каждым поворотом и пируэтом рассыпая розовые лепестки. Если честно, среди девяти муз Терпсихора не была моей любимицей: она пыталась привлечь внимание к себе, тогда как все оно должно было доставаться мне.

– У нее волосы такого же цвета, как у тебя, – наконец отважился я что-то сказать.

– Розовые?

– Нет, то есть… темные. Много нервной энергии – вероятно, как и у тебя. Она жить не могла без движения, но… – Я замолчал. Что мне сказать, чтобы не обидеть ее? Что Терпсихора грациозная, уравновешенная и не похожа на неуклюжего жирафа? Уверена ли Лавиния, что ее божественный родитель именно она? Потому что мне не очень-то верилось в их родство.

– Но что? – спросила она.

– Ничего. Трудно вспомнить.

Внизу, стоя у ростры, Рейна призывала собрание к порядку:

– Пожалуйста, все займите свои места! Нам нужно начинать. Дакота, будь добр, подвинься и пусти… Спасибо.

Лавиния скептически посмотрела на меня:

– Это самая унылая грязь на свете. Если не можешь рассказать мне о маме, объясни хотя бы, что происходит между тобой и мисс претором.

Я заерзал на месте. Скамейка у меня под clunis вдруг показалась особенно жесткой.

– Нечего рассказывать.

– Ага, как же. С первой секунды ты то и дело поглядываешь на Рейну. Я это заметила. И Мэг тоже.

– И я тоже, – подтвердила Мэг.

– Даже Фрэнк Чжан заметил. – Лавиния показала ладони, словно только что представила неопровержимое доказательство очевидной истины.

Рейна обратилась к аудитории:

– Сенаторы, гости, мы созвали экстренное собрание, чтобы обсудить…

– Сказать по правде, – прошептал я Лавинии, – мне неловко. Ты не поймешь.

Она фыркнула:

– Неловко говорить раввину, что придешь на праздник по поводу своей бат-мицвы с Даниэллой Бернстайн в качестве пары. Или объяснять папе, что танцевать ты хочешь только чечетку и не собираешься продолжать традицию семьи Асимов. Я спец по неловкостям.

– В свете той жертвы, которую принес Джейсон Грейс, – продолжала Рейна, – и нашей недавней битвы с нежитью мы должны со всей серьезностью отнестись к угрозе…

– Погоди, – шепнул я Лавинии, когда осознал, что она только что сказала. – Твой отец Сергей Асимов? Танцор? Тот самый… – Я замолчал, прежде чем у меня с языка сорвалось «русский красавчик, звезда балета», но, судя по тому, как Лавиния закатила глаза, она поняла, о чем я думаю.

– Да, да, – ответила она. – Но не сворачивай с темы. Ты расскажешь мне что-нибудь о…

– Лавиния Асимов! – крикнула Рейна. – Тебе есть что сказать?

Все уставились на нас. Некоторые легионеры ухмылялись, будто Лавинию не впервые отчитывали на заседании сената.

Оглянувшись по сторонам, Лавиния указала на себя пальцем, словно не была уверена, к какой именно Лавинии Асимов обращается Рейна:

– Нет, мэм. Ничего.

Рейне явно не понравилось, что ее назвали «мэм»:

– Я заметила, что ты жуешь жвачку. Ты захватила с собой достаточно жвачки, чтобы всех нас угостить?

– Э-э… ну… – Лавиния вытащила из карманов огромное количество упаковок жвачки. И, окинув собравшихся оценивающим взглядом, добавила: – Может быть.

Рейна возвела глаза к небу, словно спрашивая богов «Почему я тут единственный взрослый человек?».

– Я полагаю, – сказала претор, – что ты просто хотела привлечь внимание к гостю, который сидит рядом с тобой и хочет поделиться с нами важной информацией. Лестер Пападопулос, встань и обратись к сенату!

У меня созрел план

Придумать план

О плане для плана

Обычно перед выступлением я жду за кулисами. Когда объявляют мой выход, толпа ревет, я выскакиваю из-за занавеса, оказываясь в луче света, и – ТА-ДА! Я БОГ!

После слов Рейны никто не зааплодировал. «Лестер Пападопулос, встань и обратись к сенату» прозвучало так же здорово, как «А сейчас мы посмотрим презентацию о наречиях».

Я двинулся к проходу, и тут Лавиния поставила мне подножку. Я бросил на нее свирепый взгляд, но вид у нее был совершенно невинный, как будто ее нога случайно оказалась у меня на пути. Учитывая, какие длинные у нее ноги, вполне возможно, что так и было.

Все наблюдали, как я протискиваюсь свозь толпу, стараясь не запутаться в тоге:

– Извините. Простите. Извините.

Когда я наконец добрался до ростры, зрители уже с ума сходили от скуки и нетерпения. Они бы точно начали залипать в телефоны – только вот если полубог возьмется за смартфон, он рискует привлечь к себе монстров. Конечно, пару дней назад я растрогал их потрясающей песней в память о Джейсоне Грейсе – но что хорошего я сделал для них за последнее время? Только лары спокойно дожидались меня. Они-то могли целую вечность сидеть на жестких скамьях.

Мэг помахала мне с заднего ряда. Правда, лицо ее говорило не «Ты справишься!», а скорее «Шевелись уже!». Я посмотрел на сидящего в первом ряду Тайсона: он мне улыбался. Если в толпе зрителей ты находишь одобрение лишь у циклопа – шоу точно провалится.