- Очень приятно, - отозвалась Войчевская, и я с удовольствием увидела, что ей не приятно, а досадно и завидно. Что ж, раньше досадно и завидно было мне.

Мы сбежали от неё, как дети, взявшись за руки. Сын только головой покачал, глядя на нас, а потом уткнулся в свой телефон. Коля вёл машину через заснеженный город, через предновогодние пробки, и, когда мы проехали Лахта-центр, он чуть не въехал в зад другой машине, затормозив в последний момент, а я вдруг испугалась.

Как же хрупко наше счастье!

Всего один миг может всё разрушить. Всего одно неловкое движение. У меня не было ничего, а теперь есть многое. Раньше мне было нечего терять, зато сейчас было бы глупо и обидно умереть – как раз тогда, когда жизнь налажена, ошибки исправлены, хвосты подчищены. Наверное, я даже побледнела от страха, потому что Коля глянул на меня и укоризненно сказал:

- Ну, ты чего, Аль? Не доверяешь мне?

- Доверяю, - пробормотала, всё ещё под впечатлением.

Его рука нашла мою руку, сжала легонько, большой палец погладил ладонь.

- Всё хорошо, солнце, не бойся.

От этих простых слов стало жарко, как в бане, и я ответила на его пожатие. Доверяю, Коля, доверяю всецело. Телом, душой, всем, что есть у меня. С того самого первого дня, когда ты отогнал мальчишек в подворотне и спас Лиму.

В Лисьем Носу снег уже не шёл. На улице Ленинской, которую давно переименовали в Пляжную, вместо маленьких дачных домиков за крепкими заборами стояли новые кирпичные дома. Это место облюбовали состоятельные люди, больше всего на свете ценящие тишину и свежий воздух. А мы поселились сюда после смерти бабы Лиды Кондратьевой - в две тысячи восьмом. Домик её отремонтировали и приспособили под летнюю кухню, а рядом поставили двухэтажный особняк. Я помнила, как долго и придирчиво выбирали проект, как следили за строительством, как покупали мебель и технику. Долго и придирчиво – зато сейчас я люблю этот дом, спрятанный в глубине участка, тёплый, уютный и красивый.

По снегу двора с лаем пронеслась Масяня, а за ней молчаливая основательная Фрида. Коля вышел из машины и принял первый удар бесящегося пуделя на себя. Фрида решила обижаться, и я не сразу поняла, что с ней такое.

Зато мне всё стало ясно, как только мы вошли в дом. Запахи, которые нас встретили, вызвали повышенное слюноотделение, а из кухни выглянула Оля и сказала загадочно:

- О, родители! Всё, Лидка, прячься под стол, мы тебя прикроем.

- Что такое? – насторожилась я. Коля вошёл в кухню первым и возмущённо воскликнул:

- Нет, ну это ни в какие ворота уже, честное слово!

Я же замешкалась, обняла маму, которая только что уложила Егорку в боковой комнате и вышла в просторный холл со смехом:

- Ну, дочь, держись. Характер у твоей младшенькой в деда Диму.

- Да что случилось-то? – не выдержала я, поспешила в кухню.

- Не отдам! И не просите! Можете наказывать!

Это заявление исходило от двенадцатилетней девочки с короткой стрижкой светлых волос и с тёмно-серыми, как у Коли, глазами. В руках у неё сидели сразу два котёнка, рыжий и полосатый – по одному на локоть. На вид им был месяц, не больше. Третьего малыша, чёрно-белого, крупнее остальных и с мохнатыми кисточками на ушах, почёсывал по пузику Саша, сидевший в Валином любимом кресле. Валя же быстро нарезала куриное мясо для салата, ворча себе под нос не самые приятные слова, но то и дело суя крохотные кусочки ещё двум мордочкам, которые притаились на стуле под столом и пожирали «добычу» с голодным утробным урчанием.

Я озадаченно осмотрела семейство, которое явно недавно пополнилось на пять хвостов, и спросила:

- А чего вы все такие вызывающе-воинственные? И кого я должна за что наказывать?

- Мама, котята будут жить у нас, - решительно сказала Лида, моя младшая дочь. – Всё равно их неуда больше девать, а сегодня Новый год. Нельзя в Новый год выкидывать котяточек на улицу, они замёрзнут и умрут.

- Покажите мне изверга, который собрался выкидывать котяточек на улицу, - фыркнула я, отбирая у неё рыжего. Он завозился, обнюхивая новые руки, удобно устроился в сгибе локтя и затарахтел от удовольствия, когда я погладила костлявую холку. – Валя вон уже начала их откармливать. А раз Валя не против, кто мы такие, чтобы решать судьбу котяточек?

Дочь, последняя, любимая, упрямая, приникла ко мне, обнимая за талию, задышала куда-то в плечо:

- Ура, ура, мамочка, ты бест оф зе бест!

- Ну, если кого-то интересует моё скромное мнение, - сказал Коля таким тоном, что я поняла – он согласится даже на слона, если я соглашусь, - то лучше сейчас, чем потом, ибо грядёт ремонт. Вот после ремонта было бы уже жальче, если бы эта зондер-команда разгромила свежие стены, полы и двери.

- Лично я забрал бы вот этого пингвина, - подал голос Саша. – Оль, придумывай имя.

- Котом больше, котом меньше, - буркнула Валя, стукнув ножом по доске. – Всё равно их собаки съедят!

- Фрида на моей памяти ещё никого не съела, - возразила я. – А Масяня сама помоечная, свой свояка, между прочим.

- Лидка из нас всех верёвки вьёт, - заявил Митька, принимая на руки ещё одного рыжего с белой манишкой котёнка со стула. – Ладно, чур этот будет мой.

- Я из вас сейчас не верёвки, а канаты сделаю, - пообещала Валя. – И тогда никакого ужина не будет. Кыш все из кухни!

Ужин всё-таки получился. И Фрида не съела котят, а перетаскала заботливо огромной пастью на свою подстилку, вылизала и принялась высиживать, как квочка цыплят. И Масяня, пообижавшись для приличия, заняла место младшей няньки. И дети мои, муж, мама и внучок, и домработница, давно ставшая членом семьи, собрались за большим новогодним столом. И я поверила в то, что счастье, доставшееся мне в подарок от старой соседки, не уйдёт, не исчезнет, не испарится утром, а останется навсегда.

Я получила высший балл за работу над ошибками.