Реза-хан лишь слегка приподнял свой бокал:

– Рахмат а-Хода! (Помилуй его Аллах!)

Смерть Турова освобождала вожделенный пост, а значит, могла оказаться выгодной и сертипу – при условии, что на него не падет подозрение в убийстве командира.

Потомок пророка даже не притронулся к алкоголю. Прижал тонкую руку к груди, сказал на безукоризненном английском:

– Всевышний Аллах знает лучше. Устранение русского командира было в интересах премьер-министра. Ему давно был нужен такой командующий дивизией, который бы силой пушек заставил непокорный меджлис ратифицировать англо-персидское соглашение.

Никто из этой троицы не изображал скорбь, но это еще не делало их подозреваемыми. Воронин невольно усмехнулся:

– Премьер-министр не стал бы так рисковать. Страна и так на грани полного развала, все страшатся большевистской интервенции. С чего бы премьеру раскачивать свою и без того дырявую лодку?

Денстервиль откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу, отхлебнул бренди:

– А вдруг это сам шах решил избавиться от Турова?

– Как врач султана, я знаю наверняка, что Ахмад-шах не клинический идиот и не самоубийца, чтобы уничтожить свою вернейшую опору.

Зия эд-Дин поцокал в знак согласия:

– Я тоже полагаю, что это не шах. Людей, не угодных каджарским султанам, принято душить шелковым шнурком. Вряд ли такой традиционалист, как Ахмад-шах, стал бы нарушать почитаемый обычай.

Реза-хан выдвинул свою версию:

– Это могли быть люди Кучек-хана. Отсутствие эффективного командования у бригады позволит мятежникам двинуться на столицу.

Воронин оперся локтями о стол и с интересом слушал, не найдется ли в Персии еще кто-нибудь, кому было бы выгодно исчезновение честного и непродажного солдата, помимо его собеседников. Денстервиль уверенным, точным движением обрезал кончик сигары, снова наполнил свой бокал и бокал Воронина.

– Главная опасность сейчас – коммунистическая угроза. Если это не шах, значит, Турова убил Рихтер. Все-таки монархист Туров был этому прихвостню большевиков постоянной помехой. Полагаю, доктор, вы тоже не испытываете симпатий к красным? Помнится, вы рассказывали, что они расстреляли в Астрахани вашего отца.

Александр вспомнил счастливое смущение Турова, говорящего о помолвке, вспомнил распростертое в луже крови тело друга. Сцепил побелевшие в костяшках руки, сказал резче, чем намеревался:

– Генерал, у меня нет никаких симпатий к большевикам. Но я все же надеюсь, что будет найден и наказан истинный убийца моего друга, кем бы он ни оказался.

– Разумеется, разумеется. – Рука Денстервиля плавно пронесла сигару по воздуху, словно обходя такое ничтожное препятствие, как убийство Турова и принципиальность Воронина. – Но сейчас во главе бригады как можно скорее должен встать решительный офицер, понимающий, что интересы Персии требуют немедленного соглашения с Британией. Офицер, способный противостоять любой интервенции. И всецело преданный шаху, разумеется!

Реза-хан кивнул, заявил на фарси:

– Вернейшая опора шаха – иранский офицер. Бригадой должен командовать сын Ирана, способный восстановить в стране порядок. Персидская империя существует тысячи лет, и державе Кира и Дария предназначено великое будущее, бисмиллах.

– Трогательно видеть вашу общую преданность Каджарам и интересам Персии, – не удержался Воронин. – А кто этот сын Ирана, по-вашему?

Зия величественно простер длань к соседу, как бы преподнося его в дар отчизне:

– Это сертип Реза-хан. Доктор Воронин, вы могли бы совершить угодный Аллаху поступок и объяснить шаху, что такое назначение укрепит его власть и установит в стране порядок. Только Реза-хан может остановить революцию в Иране. Без сильного рулевого страна попадет под большевиков, не выстоит.

Желтушный Зия тоже оказался героем Киплинга – старейшим животным мира, питоном Каа, советником Маугли.

Денстервиль понюхал обрезанный кончик сигары, кивнул:

– Британия будет поддерживать это назначение.

Денстервиль, Зия Табатабаи и Реза-хан не теряли время. Впрочем, Воронину очень хотелось верить, что сертип в смерти Турова не виновен. Зачем было Реза-хану, прекрасно знакомому с Туровым, рисковать, стреляя в него издалека? Он мог подойти к своему командиру, не вызывая никаких подозрений, и бесшумно рубануть его шашкой с одного шага. А уж если Реза-хан стрелял бы, он попал бы в голову полковника с первой же попытки. Недаром его прозвали Реза-Максим – никто не умел так обращаться с пулеметом и с любым другим огнестрельным оружием. Воронин видел, как перс поливал огнем из «максима» атаковавших госпиталь бандитов. Он спас тогда от резни стариков, женщин, детей. И зачем сертипу срывать полковничий орден? Он не мог не понимать, что сам никогда не сможет носить его. Александр склонился к Реза-хану, негромко сказал по-русски:

– Сертип Реза-хан, я обязан вам своей жизнью и жизнью моих фельдшеров и больных. Я ваш должник. От всей души надеюсь, что вы не имеете никакого отношения к смерти Турова. Но вы должны знать, что полковника убили из казацкой берданки и соседи слышали, что Туров и его убийца спорили между собой по-русски.

Зия взглядом спросил у сертипа, в чем дело. Тот что-то быстро и тихо ответил. Зия прикрыл глаза и прижал кулак к губам. За убийство командира персидскому офицеру грозили несмываемый позор и какая-нибудь весьма неприятная казнь. Здесь, в Персии, за такое и сегодня закапывают живым в землю. Воронин кивнул:

– Увы, полиция подумала на сертипа.

Полиция, конечно, ничего не подумала, поскольку полиции в лице ее комиссара вообще не свойственно было думать. Но Александру хотелось услышать, что скажет в свое оправдание казак.

Однако Реза-хан хоть и подобрался, как тигр перед прыжком, но уверенного вида не потерял, молодец. Небось не знал еще о главной улике против себя. Зия перевел неприятную новость Денстервилю. Генерал-майор тоже продолжал невозмутимо греть бокал с бренди в огромных ладонях. А что еще ему оставалось? Другой лошадки, способной везти британский воз этого проклятого соглашения, не имелось: только силой можно было заставить нынешний несговорчивый меджлис согласиться сотрудничать с Англией. А британскому флоту персидская нефть нужна была позарез.

– Это еще не все. – Воронин перешел на английский. – На месте убийства полиция обнаружила серебряный газырь Реза-хана.

Все сразу уставились на черкеску казацкого полковника. На его широких плечах сверкали эполеты, чекмень украшали награды, звезды и золотые галуны, туловище пересекал ремень портупеи. Под всей этой слепящей глаза роскошью красовался полный набор из шестнадцати пеналов. Но нет, это была другая газырия, костяная. Лицо Реза-хана побагровело:

– Газырь у меня вчера украли в хаммаме Гандж-Али-хана! Но я там такую бучу устроил, они это не скоро забудут. Надо было порубить этих ворюг в кусочки!