Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не горячись, капитан, — вмешался Эшби, заметив, что Причард собирается кое-кого немедленно отправить на нок-рею. — Мёртвые не возвращаются.
Капитан чуть было не поблагодарил его за хорошую мысль, но вовремя передумал. Девчонка не смотрела на него, но он понял одну вещь: она что-то пыталась ему доказать. Узнать, что именно, он мог только от неё. Но для этого следовало оставить ей жизнь. Хотя она ослушалась капитана и теперь подлежала суду. Если не докажет, что была права — вперёд, на рею…
— Пленных в трюм, — гневно прорычал он. — И эту… защитницу справедливости — тоже. Пусть остынет.
Вроде бы ничего не изменилось, но призрак смерти, который все без исключения видели за спиной девушки, исчез. Галка с ехидной улыбкой на хитрющей физиономии отдала оружие своим друзьям, Билли и Дуарте. И без комментариев отправилась под арест. Её, ошалевших от таких крутых перемен в своей нелёгкой жизни испанцев и хватающегося за сердце дона Алонсо молча отправили в трюм, на отсидку.
— Джеймс, — капитан негромко окликнул своего штурмана. — Может, хоть ты понимаешь, что происходит на моём корабле?
— Честно говоря, не очень, — признался Эшби. — С таким я сталкиваюсь впервые.
— Ладно, — капитан медленно опустил пудовый кулачище на поручень. — Разберись, что к чему. Пусть девчонка посидит в трюме, ей не помешает. Заодно пленных посторожит. Вечером распорядись, чтобы её ко мне привели. Поговорить надо.
— Перед судом?
— После суда она может замолкнуть навсегда. А я бы дорого дал, чтобы узнать, какие мысли у неё в черепушке бродят… Чтоб меня разорвало, Джеймс, не так она проста, как кажется.
Эшби хотел было добавить, что она и так не проста, но молча согласился с капитаном. Странное ощущение чужого, не свойственного этому миру, не покидало его с того момента, когда он впервые увидел эту девушку. Капитан прав, тут нужно разобраться. И желательно без лишнего шума.
9
— Не переживай, Воробушек, мы всё переиграем, — Дуарте тихо, чтобы не услышали лишние уши, сказал, когда настала её очередь лезть в люк.
Воробушком Галку первым прозвал Жером. Так и приклеилось. К тому же она с невероятной для увесистых мужиков скоростью носилась по вантам. Как птичка. Раз — и уже на брам-рее или вообще на грот-марсе. Владик тогда ещё посмеялся: мол, нашлась сестра Джека-Воробья. А девушка состроила рожицу, до того похожую на этого киношного персонажа, что Владик вовсе скис со смеху. Сейчас, правда, ему было не смешно. Он маячил за спинами пиратов, не пытаясь подойти к люку: уже схлопотал за такие попытки пару ощутимых тычков под рёбра. Глаза у него были совершенно полоумные.
— За братцем твоим балованным присмотрим, никто не обидит, — совсем уже тихо пообещал Билли. — Ты только подумай хорошенько, что будешь на суде говорить. Кэп смелых любит.
«Не под соусом, случайно?» — хотела спросить Галка, но удержалась. Судя по всему, капитан «Орфею» и впрямь достался умный. Хоть и сволочь.
— Спасибо вам, братцы, — сказала она вслух.
— Это ещё за что? — весельчак Дуарте сейчас выглядел как не в своей тарелке.
— За то, что вы не дерьмо.
Пожалуй, она единственная в трюме не была подавлена всем случившимся. И ей было плевать на косые взгляды испанцев. Они-то видели в ней врага. Даже жена дона Алонсо, которой она, если хорошенько подумать, попросту спасла жизнь. Когда захлопнулась крышка люка, и мрачную тишину трюма прорезал лишь неизбежный на паруснике скрип рангоута, сеньора вдруг разразилась потоком проклятий, от которых повяли бы уши у любого пирата. Галка обрадовалась, что не знает испанского языка, но о содержании этой эмоциональной речи догадалась и без переводчика. Сеньора тоже каким-то образом догадалась, что её не поняли, и перешла на английский язык… Уж на что Галка считала себя невоспитанной и грубой, но знатная испанка оставила её далеко позади себя.
— Мария! — остановил её дон Алонсо. — Не забывайся! Сеньорита только что спасла жизнь и честь наших детей, и её могут за это повесить.
— Молю Господа и святого Яго, чтобы это случилось как можно скорее! — гневно воскликнула сеньора. — Я буду счастлива узнать, если этой грязной английской еретичке перед повешеньем всыпали плетей, как рабыне!
— Как вы добры, — ехидно отозвалась Галка, усаживаясь на какую-то бочку. — Но скажите мне, вы, светоч христианской добродетели, кто ещё на этом корабле вас защитит, если со мной сделают всё вышеперечисленное?.. То-то же.
— Вы говорите как весьма образованная девушка, — кажется, дону Алонсо было немного стыдно за свою жену. — Могу ли я узнать, какая превратность судьбы привела вас на пиратский корабль? Неужели вы…
— Нет, это не то, о чём подумала, но пока ещё не сказала ваша супруга, — Галка засмеялась. Откровенничать с испанцами её не тянуло, потому она собралась закончить этот разговор как можно скорее. Сеньора Мария гневно зыркнула на неё, но, повинуясь молчаливому приказу мужа, удержала-таки язык за зубами. — Не обо всём можно говорить с каждым встречным, согласитесь. Могу только сказать, что я не англичанка, и что меньше всего на свете думала оказаться именно здесь. Но раз уж оказалась, то стараюсь по мере сил остаться человеком.
— Это дорогое удовольствие в наше жестокое время, сеньорита.
Галка подумала: «И в наше тоже». Эта мысль так и осталась при ней.
— Ну, знаете, сеньор, лучше умереть человеком, чем жить скотиной, — сказала она. — А вы готовы платить такую же цену?
— У меня семья, сеньорита. Я должен думать прежде всего о них… — вздохнул испанец.
— Тогда мой вам совет: не зажимайте денежку. Я почему-то уверена, что сорок тысяч у вас где-то прикопаны и ещё на безбедную жизнь останется. Сейчас это лучшее, что вы можете сделать для своей семьи.
— А вы… Вы ведь получите долю из этих денег? — теперь в голосе дона Алонсо прозвучало возмущение.
— Если меня не повесят, — рассмеялась девушка. И… запела. По-русски.
Призрачно всё в этом мире бушующем.
Есть только миг — за него и держись!
Есть только миг между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь.
При звуках незнакомой речи у многих испанцев глаза полезли на лоб. Они не знали, о чём эта песня, но… Не зря, наверное, в двадцатом веке уверяли, что музыка — универсальный язык. Люди, отродясь не слышавшие русского языка, не разумом — сердцем понимали её смысл…
Вечный покой сердце вряд ли обрадует,
Вечный покой — для седых пирамид.
А для звезды, что сорвалась и падает,
Есть только миг, ослепительный миг.
Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия,
Но не всегда по дороге мне с ним.
Чем дорожу, чем рискую на свете я?
Мигом одним, только мигом одним![8]