Возглавивший в 1683 году внешнюю политику России (как «царственные большие печати и государственных великих посольских дел оберегатель») князь В.В. Голицын решал ту же задачу — избежать формирования западной коалиции, в авангарде которой были бы Польша и Швеция. Лишь давление турок на Вену ослабило антирусский аспект западной политики. Занятая борьбой с турками на Балканах, Польша в 1686 году уступила России «навсегда» Киев взамен на обещание помощи в войне с оттоманами.

Вхождение Киева в состав России имело для России немалое цивилизационное значение. Начиная уже с 1650 года вызванные в Москву из Киева два ученых монаха — Епифаний Славинецкий и Арсений Сатановский осуществили перевод нескольких книг с греческого и латинского на славянскую речь. Они собрали вокруг себя грамотных людей московских, предоставив им книги, существенно важные для западной цивилизации — части истории Фукидида, географию Европы и Азии, описание казни английского короля Карла Первого, труды по воспитанию детей и учебники анатомии, сборники работ целого ряда греческих и латинских авторов. Основными заказчиками этих переводов были царский дворец и посольский указ. В Московии появились люди, которые жаловались на то, что «в молодости не получили образования. Этих людей становилось все больше и больше и они необходимо должны были прийти к мысли дать образование своим детям, чтобы те не жаловались».

Дело сразу же приобрело характер греческой трагедии. Недобранные знания следовало приобрести у иностранцев, а признание чужого превосходства всегда вызывало самые разнообразные страсти неприятия. Ученый серб и славянский патриот Юрий Крижанич призвал сделать просвещение народа «средством сбрасывания с шеи немецкого ярма». Обращаясь к московскому царю, он писал: «Чехи, а недавно и ляхи (поляки) впали в одинаковое с задунайцами окаянство. Ибо, хотя ляхи и хвастают обманчивою тению государства и своим своевольством, однако дело известное, что сами они не могут избавиться от своих бед и позора». В обширном сочинении «Политические думы» Крижанич требует важных преобразований, требует введения наук и, вместе с тем, старается возбудить самую сильную недоверчивость, «ненависть к людям, от которых можно было бы заимствовать науку, почерпнуть средства к выводу России из ее печального состояния, то есть ненависти к иностранцам».

Важно знать, что русский царь читал трактат Крижанича, в котором, пожалуй, впервые с такой силой излагались мысли, вариациям которых в русской истории в дальнейшем не будет конца. Почему страны Запада столь могущественны? Англия и Нидерланды потому богаты, что там «разумы у народа хитры, морские пристанища и торги отличные, цветет всякое ремесло, земледелие и обширная морская торговля; еще славнее и счастливее бывает государство, когда в нем при этом и законы хороши, как, например, во Франции». Россия же заперта для торговли, население косно, ремесло не поощряется. Громадные расстояния и отсутствие просвещения, особенно исторических знаний, отбрасывают ее назад, в царство лени, пьянства и расточительства. В отношении подчиненных проявляется жестокость, в народе нет бодрости, народ не может защитить свое достоинство. Самое великое национальное несчастье — неумеренность, неумение «средним путем ходить — но все по окраинам и пропастям». Кабаки, откупщики и доносчики мешают развитию. «Люди, привыкшие все делать тайком, как воры, со страхом, с обманом, забывают честь, становятся трусливы на войне, делаются склонны ко всякой нелюдскости, нескромности и нечистоте; не умеют они ценить чести, не умеют делать различия между людьми». С.М. Соловьев подчеркивает, что этого серба нельзя заподозрить в злорадстве относительно язв древней России. Крижанич убеждал русских людей умело заимствовать плоды цивилизации у иностранцев. Он требовал, чтобы русские люди «перескочили несколько веков, от низшей степени образованности к самой высшей, из детства к полной возмужалости; но народы скачут таким образом только под перьями теоретиков, не хотящих знать истории, действительности». Печальна была судьба обличителя, он был сослан в Сибирь.

Целое столетие русской интеллигенции жило отрицанием и подрывало основы существования России. Теперь должна она обратиться к положительным началам, к абсолютным святыням, чтобы возродить Россию. Но это предполагает перевоспитание русского характера. Мы должны будем усвоить себе некоторые западные добродетели, оставаясь русскими.

Н. Бердяев, 1918

Девятнадцатый век был особым временем во взаимоотношениях Запада и России. Сказалась особенность эволюции Запада. С одной стороны, еще более выросла значимость Запада как центра мира — последние «свободные» территории даже в далекой Африке оказались захваченными Западом. Раздел мира завершился. Только Россия, Оттоманская империя, Таиланд и Япония избежали колониальной зависимости от Запада. С другой стороны, воцарившийся после Великой французской революции национализм сделал «субъектов Запада» — великие национальные государства — интровертивно настроенными, подозрительно относящимися к соседям. Если в восемнадцатом веке романовская династия, как и вся придворная элита, органически легко общалась с Европой династических дворов, то в девятнадцатом веке, несмотря на коммуникационные улучшения, национальные барьеры гораздо крепче разделили Запад (что, в конечном счете, привело к мировой войне). Вопреки многим ожиданиям Европа после Наполеона не превратилась в один большой дом, а стала жертвой суровой межнациональной неприязни.

Все это в высшей степени сказалось на взаимоотношениях России с западными соседями. Цари Александр Первый и, особенно, Николай Первый навещали Запад, но более ценили связи с центральноевропейскими монархиями, что в конечном счете привело к российско-западному ожесточению с кульминацией в Крымской войне 1853–1855 годов. В новый для Европы период 1870–1914 годов, характерный быстрым подъемом Германии, шансы на формирование органического союза Запада уменьшились еще более. Опасаясь мощи Берлина, Петербург после 1871 года начал формировать союз с повергнутой пруссаками Францией, он готовил тем самым небывалое: союз России с Западом против Центральной Европы.

Девятнадцатый век был веком триумфа науки и знаний о природе. Но в этом же веке обнаружилась уязвимость системы духовных ценностей Запада, всемогущего и алчного. Наиболее убедительную критику этой стороны западного развития осуществляла еще не вступившая полностью в ареал англо-французской рациональности Германия.

Родившаяся под германским небом критика западной цивилизации исходила из констатации культурной пресыщенности, духовных колебаний, грубого материализма, односторонней рассудочности, самовлюбленного рационализма Запада, прошедшего, по мнению германских критиков, пик подъема и вышедшего на плато, за которым неизбежен спуск вниз.

Именно немцы, первые жертвы вестернизации, первыми указали (устами Гердера) на ту истину, что каждый народ обладает уникальным коллективным духом. Более того, каждый народ имеет право на эту уникальность, право отстаивать ее. Именно так думали все остальные — до и после немцев — жертвы вестернизации, обращаясь к романтической идеализации истоков особенностей, обычаев, духовных основ своего народа. Немцы сделали это по-немецки умно, добротно и убедительно. Русские одними из первых учились этой германской идеологии национальной самозащиты. На русскую читающую публику глубокое впечатление произвело рассуждение Гегеля о том, что слуга, знающий определенно свою роль и роль своего хозяина, умнее своего хозяина, знающего лишь собственную роль. То есть жертва Запада, если она осмысленно воспринимает свою роль и роль Запада, умнее Запада, вращающегося лишь в собственной идейной сфере. Такие размышления и утешали и укрепляли почвеннические настроения во всех незападных странах. Русские оказались, возможно, лучшими учениками немцев в процессе противостояния вестернизации в области духовной самодостаточности. Немецкое влияние, немецкая форма противостояния в этом смысле укрепили русское самосознание в восемнадцатом и, особенно, девятнадцатом веках, укрепили барьеры русскости перед иноземным культурным наступлением.