Зигфрид сделал нетерпеливый жест рукой.

– Постой, дружище. Разве за эти четыре месяца мы не достигли столь многого?

– Петрович, ты лично достиг.

Чугунов протестующее вскинул голову. Опережая его возражение, Зигфрид поспешил добавить.

– Да, ты почти ничего не использовал для себя лично. И вообще помог многим. Мне в том числе. Но, главное, ты получил некий политический капитал, стал…, – он затруднился с определением.

– Социально значимой фигурой, – помог ему профессор.

– Да, – согласился Зигфрид. – Но пора уже ставить этот выигрыш на кон. Ты же сам понимаешь, что большего на этом пути ты не достигнешь. Так, забрался на определенную ступеньку и теперь можешь только или сохранять этот уровень, попутно набивая карманы, или…

– Идти дальше.

– Да, идти дальше. Но ведь ты сам хочешь воплощения твоих идей. Хочешь превратить эту засранную Россию в чистую Светлую Русь.

– Хочу, дружище. Но до революции нам пока далеко.

– Как это далеко?! Народ уже скоро как год буквально воет. Скоро поднимутся студенты, протестуя против отмены отсрочек, которые уже около полугода исподтишка продавливает Кремль. Власть задумала очередную корректировку политической системы. И это самое главное. Сам ведь говорил, что сложные структуры самое время рушить, когда они перестраиваются…

– Ты во многом прав. И, кстати, надо бы тебе на платное отделение Академии управления. Вон как грамотно чешешь про специфику поведения сложных систем…

– Да я сам хочу, но сейчас не об этом…

– Ладно, давай по сути предложенной тобой темы. Ты, повторяю, во многом прав. И нам надо готовиться к финишной прямой. Но не к самому финишу. Почувствуй разницу!

– Почувствовал, но не понял.

– Нам надо сейчас вбросить идею, которая всколыхнет массы…

– Да чего их колыхать! Они и так наскипидарены.

– Нет, дружище. Наш Союз стал помимо всего прочего довольно разветвленной структурой. Но нам нужна структура еще более всеобъемлющая, более универсальная, более идеологизированная.

– Языческая конфессия?

– В точку, дружище. Но конфессия не опереточная, а боевая, собирающая бойцов, а не трепачей. Теперь у нас для начала этого проекта есть все предпосылки, деньги, организационная сеть, раскрученная идейная база вокруг моих книг.

– Ладно, раскрутим конфессию. Но «боевая», значит для боев.

– Да, для боев. Она нам будет нужна и для боев идейных, и для решения кадровых вопросов…

– Опять только подготовка к подготовке…

– Нет, дружище. Помнишь, о чем ты говорил тогда у меня в доме, когда мы в прошлом году отдыхали после выборов?

– Конечно!

– Ну вот нам и надо начинать этот проект. Но не сразу. Такие вещи надо готовить тщательно и предусмотреть использование средств, которые противник не ожидает.

– Например?

– Авиацию.

– Ну, ты даешь, Петрович.

– Говорю это ответственно. Но есть еще много вопросов, которые мы должны подготовить за полгода. Не все эти вопросы твои. Но есть и сугубо твой сектор. Отбери по своим каналам надежных ребят, и начинаем их подготовку.

– Где?

– Помнишь, Юра тогда говорил о базах и лагерях, имеющих надежное контрразведовательное прикрытие с нашей стороны?

– Что-то припоминаю. Но откуда у нас сейчас это появится.

– Сейчас у нас есть деньги. Правда, не такие уж большие. Но на подготовку, разумеется, не с нуля, некоего летучего отряда средств мы наскребем. Так что, нужны люди надежные и физически крепкие. Которые через четыре-шесть месяцев интенсивной подготовки могут стать этим самым летучим отрядом.

– А где будем готовить?

– Помнишь, Юра часто говорил о своих украинских друзьях из УНА-УНСО?

– Помню.

– Вот на их базах. Благо теперь они входят во властный блок. И прикрыты как своей партийной контрразведкой, так и государственной, украинской. К тому же, их наверное прикрывают и будущие союзники Украины.

– А что, вопрос проработан?

– О будущем Украины в НАТО?

– Нет, о нашем пребывании на базах украинских коллег.

– Дружище, научно-техническое бюро, с которым сотрудничает наш Союз, находится на Украине. Вот мы туда с Юрой и съездили недавно.

– Понял.

– Ну, тогда, чашки в сторону! Достаем бокалы!

Он вынул из бара бутылку крымского шампанского и открыл ее.

– За успех! – поднял бокал Чугунов.

– За успех! С нами Бог! – чокнулся с ним Зигфрид.

– Как вам, Генри, последние шаги «не очень плохих парней» из России?

Уже известные нам джентльмены прогуливались по тропе, вьющейся среди живописной вересковой пустоши. Пологие холмы до времени скрывали близкое море. Но вот оно показалось за поворотом. Неспокойное, весеннее. Но от этого не менее живописное. Порыв ветра донес до гуляющих солоноватую влагу, взвешенную в воздухе.

– Чудесный вид, вы не находите? – как будто не расслышав предыдущего вопроса, сказал Генри.

– Да. Несомненно. Но вы не ответили на мой вопрос.

– Право, я затрудняюсь с ответом, сэр. Конечно же, шаги российского руководства на постсоветском пространстве становятся все более бесцеремонными. Но ведь в главном российский и американский президенты вроде бы договорились в Братиславе. Разве можно сравнивать эти масштабные договоренности с, в сущности периферийными, интрижками.

– Вы не правы, Генри. Дьявол скрывается в деталях. И потом, что нам дают эти, якобы, масштабные договоренности? Ничего нового. Представьте себе, что эти переговоры провалились бы? Тогда всем стало бы ясно, что «не очень плохие парни» уже стали «очень плохими». А так они лишь подтвердили, что пока они все еще «не очень». А вот действиями на постсоветском пространстве они подтверждают, что остаются хотя и не «очень», но все же «плохими».

– Пожалуй, вы правы, сэр. Но, согласитесь, вашу правоту бывает трудно доказать в наших кругах.

– Доказать легко. А вот принять бывает трудновато. Ибо признание соответствующих выводов требует действий, связанных с определенным риском. А вот этого многие инстинктивно не любят.

– Вы полагаете, что подобный подход не конструктивен?

– Неконструктивно все, что возводится в абсолют. Надо знать меру, и тогда все становится конструктивным. И оправданным. Риск, в том числе. А нежелание рисковать по моему мнению сродни вульгарной лени. И разве эта лень не подводила нас неоднократно?

– Когда, например?