«Нет, — вынужден был признать Ермаков, — не означает, но эта нитка если и ведет к нему, то не прямо, а через запутанный лабиринт хитро сплетенных связей».

Конечно, упускать из виду такую версию не стоит, но и попытки врага проникнуть в секреты технологии изготовления самых совершенных в настоящее время боевых машин, состоящих на вооружении нашей воюющей армии, не могут не вызывать самых серьезных опасений. Подобные попытки следует немедленно пресечь — не та сложилась ситуация, когда врагу можно подсунуть ложные сведения и затеять с ним радиоигры, здесь возможна работа только на выявление и уничтожение вражеской разведгруппы, если никого из ее членов не удастся взять живыми.

— Какие соображения? — откидываясь на спинку стула, спросил генерал у сидевших напротив него Козлова и Волкова. — Давай первым ты, Николай Демьянович.

Лысоватый Козлов кашлянул в кулак и открыл свою неизменную синюю папку.

— По мнению специалистов, немцам пока не удалось подойти вплотную к технологии выплавки уральской броневой стали. Предположительно на одном из заводов работает их человек или группа людей, передающих сведения сюда.

— Мне кажется, ядро группы нужно искать не на Урале, — прервал его Волков. — Оно здесь. На заводах есть осведомители вражеской разведки, возможно, засланные туда еще до начала войны, а с ними держат связь курьеры. Надо докапываться до них, тогда выйдем на всю сеть. Мы разработали меры по усилению проверки машин, в том числе транзитных, активизировали работу на железнодорожном транспорте, проводим проверку лиц, выезжающих в частные командировки на Урал, дадим туда ориентировку.

— Все это хорошо, — пригладил толстой ладонью свои коротко остриженные волосы Ермаков. — Может быть, вам разделиться? Волков срочно выедет на Урал и организует работу там, а ты, Николай Демьянович, будешь здесь искать рацию?

— Я придерживаюсь мнения, что под Москвой осел только радист, — нахмурился Козлов. — Легче здесь затеряться одному, чем группе.

— Группа может оказаться невелика, — тут же откликнулся Антон, — но хорошо подготовлена. Предположим, пятерка — двое на заводах: сталелитейном и танковом, один здесь с рацией и два курьера. Обратите внимание, они не так часто выходят на связь со своими хозяевами.

— Судишь по рации: где она, там и головка группы? — усмехнулся подполковник. — А если они предприняли меры к тому, чтобы обезопасить себя и, когда мы выявим и локализуем радиста, немедленно включат в работу другую станцию, но уже не в пригороде Москвы, а в ином месте? Кроме того, агентурная станция может обслуживать не только эту линию.

Ермаков невольно помрачнел: Козлов словно подслушал его мысли о возможной связи неизвестной рации с изменником. Хотя почему подслушал, они же говорили об этом, когда пришли подтверждения на запросы. Значит, Николай Демьянович таким образом обращается сейчас к нему, призывая не упустить из виду данную версию и предполагая, что предатель может пользоваться этим же каналом связи с немцами, пусть даже опосредованно. Страхуется подполковник, боится, что вылезет на божий свет и получит нежелательную огласку информация об измене — информация пока не подтвержденная делом, но страшная своей разрушительной силой, готовая породить новый всплеск мании подозрительности и возврат к не столь давним временам массовых репрессий начальствующего состава РККА? Пожалуй, так.

— Козлов работает здесь, Волков вылетает на Урал. Я сейчас позвоню товарищам, тебя встретят, устроят. Времени на раскачку нет. Розыск и ликвидацию группы надо закончить в самые сжатые сроки, — подвел итог Алексей Емельянович.

Отпустив офицеров, он позвонил на Урал, потом пошел в комнату отдыха, снял сапоги и ничком лег на солдатскую кровать. Болела голова, во рту было сухо и противно от постоянного нервного напряжения — через несколько часов опять докладывать наркому о ходе работы специальной группы. Каждый раз идешь в кабинет члена «пятерки» как на Голгофу, да еще словно неся в руках бомбу с взведенным бойком, готовую в любой момент рвануть тебя на мельчайшие куски.

Зло скрипнув зубами, Ермаков перевернулся на спину. От знакомых полярных летчиков он не раз слышал рассказы об острове Рудольфа, лежащем всего в девятистах километрах от Северного полюса и прозванном Островок Отчаяния. Там находится самая северная могила на земле, последний приют Сигурда Майера — участника американской заполярной экспедиции Циглера. Но если бы Алексею Емельяновичу удалось добраться туда и спрятаться среди торосов, то и там он не избавился бы от своих страшных дум: и вечная мерзлота не укроет от тяготившего поручения наркома, даже если лечь рядом с Майером в лед.

Ермаков боялся слишком многого, чтобы быть полностью уверенным в успешном выполнении ответственного задания — боялся за себя, за своих родных, за сотрудников, боялся наркома и Ставки, и в особенности яростного гнева Верховного…

Вчера, принимая его в своем кабинете, нарком как бы между прочим бросил:

— Необходимо досконально проверить тех военачальников, семьи или родные которых остались на оккупированной врагом территории.

Ермакову сразу вспомнилось, как несколько лет назад, раскрывая «троцкистско-фашистский заговор», постоянно твердили о том, что у многих из «заговорщиков» есть семьи за границей — у Якира в Бессарабии, у Путны и Уборевича в Литве, Фельдман связан с Южной Америкой, а Эйдеман с Прибалтикой. Однако у героя Гражданской, прославленного народом в песнях бывшего командира кавкорпуса Червонных казаков, отважного кавалериста Примакова, соперничавшего в громкой славе с Буденным и Ворошиловым, что так не нравилось маршалам, происхождение было самое что ни на есть пролетарское, рабоче-крестьянское. И никаких родственников за границей.

Но это не спасло ни его, ни многих других. Бывший нарком Николай Ежов умер с именем Вождя на устах, как и командарм первого ранга Иона Якир, носивший на гимнастерке орден Красного Знамени номер два. Кто теперь осмелится вспоминать песни о Примакове? Их навсегда заставили вычеркнуть из памяти.

Какая судьба ждет ничего не подозревающих генералов, командующих войсками на фронтах, работающих в штабах, какая судьба ждет их семьи и самого Ермакова в том случае, если не удастся в ближайшее время точно назвать имя изменника? Да что имя?! Вне сомнения, враг должен быть установлен, разоблачен и обезврежен — страна ведет беспримерную в своей истории, тяжелейшую войну.

Но не потянет ли за собой имя виновного другие имена — людей, совершенно не причастных к совершенному им тяжкому преступлению, не попадут ли и они под безжалостные жернова новой вспышки шпиономании, уносящей в небытие с легкостью ветра, сдувающего пушинки с одуванчика? Как защитить их ему, человеку, призванному стоять на страже государственных интересов и никогда не преступавшему требований строжайшего соблюдения законности?

Достав папиросы, Алексей Емельянович закурил и уставился в потолок невидящими глазами. Вспомнился Фриновский — бывший заместитель Ежова, на совести которого были сотни жизней чекистов, «вычищенных» из рядов органов государственной безопасности. Когда арестовали соратника Дзержинского Артузова, Фриновский настаивал, чтобы по его делу работал и Ермаков, до сорокового года служивший в военной разведке. Алексей Емельянович отказался, не побоявшись последствий. Что тогда спасло его, трудно сказать, но он не стал палачом своих товарищей. И вот теперь…