– А что, если бы никто ни о чем не узнал? Это все равно было бы неправильно?

– Да.

– Вы бы пошли на такое?

– Нет.

– Даже зная, что женщины будут погибать?

– Да.

Иден сложила губы трубочкой, словно под впечатлением от его слов.

– Лично я считаю, что Джесс поступила правильно. Мы все переступаем линии. Иногда приходится заходить слишком далеко, чтобы собрать материал. Так говорил мой брат.

– Когда так делают копы, они нарушают закон.

– Вы точно бойскаут.

– Вероятно.

Иден довольно улыбнулась, словно после эротической прелюдии. В ее бокале еще оставалось вино, и она допила его одним глотком.

– В общем, было приятно, – сказала она, тряхнув головой.

– Вы так это называете?

– Приятно было мне. Хотите поговорить еще? Или желаете заняться кое-чем другим?

– Мне пора идти.

– Ясно. Долг зовет. Я попрошу, чтобы коробки сгрузили вам в машину.

Фрост подошел к коробкам у двери и поднял крышку верхней. Внутри он увидел стопку аккуратно отпечатанных страниц. Это была рукопись истории «Убийств у Золотых Ворот». Он прочитал слова на титульном листе.

– «Голос внутри меня», – произнес он вслух. В его ушах прозвучал голос Кейти – она говорила те же самые слова, когда была маленькой. – Почему вы выбрали такое название?

– Это из стихотворения Шела Сильверстайна. Но вы, подозреваю, и так об этом знаете.

– Да, знаю. Когда Кейти была маленькой, ей очень нравилось это стихотворение. Она постоянно повторяла его. Даже вставила в рамочку и повесила над своей кроватью. Оно там долго висело.

– Знаю. Я видела его на стене в спальне, когда приходила в гости к вашим родителям. Это та самая необычная деталь, что я ищу.

– Но вы не ответили на мой вопрос. Зачем так называть книгу?

– Вы же знаете стихотворение. Оно о том, что нужно слушать внутренний голос, когда решаешь, что хорошо, а что плохо. Что никто за тебя это не решит. Мне кажется, в этом расследовании всем в какой-то момент жизни приходилось решать, слушать свой внутренний голос или нет. Хоуп. Каттеру. Даже Джесс.

– А теперь мне?

– Верно. А теперь и вам. Там, на мосту, вам пришлось решать, уничтожить часы или нет. Думаю, Фрост, то был не последний раз, когда вам предстояло сделать выбор. Вы еще не закончили.

За четыре года в Сан-Квентине у Руди почти выросли глаза на затылке. Через некоторое время начинаешь чувствовать, если кто-то преследует тебя, и это помогает выжить. Сейчас полиция и СМИ растиражировали его фотографии, и, чтобы убедиться, что никто не следит за ним, он полагался на свою интуицию.

Он шел по Стоктон на север, к туннелю, проходившему под Буш-стрит. На нем была грязная черная толстовка с капюшоном, облегающие лицо солнцезащитные очки и джинсы. После освобождения он не брился, и сейчас его подбородок напоминал металлическую щетку. На плече висел рюкзак. Толпы пешеходов на тротуаре заставляли его нервничать, но в этом городе никто никогда ни на кого не смотрит. Сан-Франциско – это плавильный котел, где все районы накладываются друг на друга. Дорогие магазины и отели заползают на Юнион-сквер. Юристы из Финансового центра забредают в рестораны с китайскими пельменями в Чайнатауне. Вейп-шопы и публичные дома под вывеской массажного салона оккупируют окраины Тендерлойна.

Он заскочил в такерию[30], купил еду навынос и пообедал в тени туннеля на Буш-стрит, откуда можно было наблюдать за зданием на противоположной стороне улицы. Люди входили и выходили. Белые мужчины в костюмах зашли в азиатскую сауну. Бездомный с сальными волосами прохромал мимо винного и стал с протянутой рукой попрошайничать у покупателей. Две дамы лет пятидесяти с хвостиком выплыли из маникюрного салона; они жили в своем мирке, и казалось, будто люди вокруг для них не существуют. Подъезжали и уезжали автобусы, высаживая и впуская в себя десятки людей.

Он ждал час.

Никаких копов. Можно идти внутрь.

Руди перешел улицу, направляясь к восьмиэтажному жилому дому. Над головой на ветру вибрировали пожарные лестницы. Он нажал на кнопку рядом с номером квартиры на пятом этаже и, когда замок щелкнул, толкнул дверь. Чтобы никому не попасться на глаза, он стал подниматься вверх по лестнице, а не на лифте. Найдя нужную дверь, постучал. Выждав, прислушался, но разобрал лишь звук телевизора по ту сторону двери.

Ему открыл восьмидесятилетний старик в инвалидном кресле. Его неровно подстриженные седые волосы торчали пучками. Кожа на отвисших щеках была мертвенно-бледной. Его колени укрывало вязанное крючком толстое одеяло, из-под которого виднелись коричневые модельные туфли, надетые на босу ногу. Как и многие слепые, он носил темные очки и держал голову прямо, не наклоняя и не поднимая ее.

– Я звонил пару часов назад, – сказал Руди. – Вы продаете тазер?[31]

– Ага, да, заходите.

Старик откатился от двери, и Руди оглядел однокомнатную квартиру, почти такую же по размеру, как его камера в Сан-Квентине. Все детали он подметил с первого взгляда. Двуспальная кровать у стены, постельное белье смято. Малогабаритная кухня. Совмещенный санузел. Окно с видом на улицу. На стенах с облупившейся желтой краской – постеры разных фильмов. Набор был довольно странный. Руди увидел Шона Коннери в «Голдфингере»[32]. «Фольксваген-жук» по имени Херби[33]. Сцену из порнофильма с Мерилин Чамберс.

Двадцатичетырехдюймовый телевизор, едва не сваливаясь со шлакоблоков, показывал «Рискуй!»[34] на такой громкости, что Руди захотелось зажать уши.

– Меня зовут Джимми Киз, – проорал старик. – А вы кто?

– Карл Смит, – солгал Руди.

Киз хмыкнув, будто ни на секунду не поверил в то, что имя настоящее. Его губы растянулись, обнажая коричневые зубы.

– Как вы меня нашли?

– Вы оставили объявление в одном баре неподалеку.

– И вы хотите купить мой тазер, Карл Смит?

– Все верно.

– Зачем?

Руди пожал плечами и быстро сочинил историю: