— Вы не сказали, от чего он умер, ваш Нета.

— Как странно слышать его имя из уст другого человека… даже не здешнего…

— Вы не хотите рассказывать?

— «Вы не хотите рассказывать…» Какой заботливый тон вдруг у вас появился! Похоже, я вас передразнила, правда? Нет, Варда. Я не хочу вам рассказывать, но я расскажу, потому что я женщина вежливая и потому что это нужно. Мой Нета умер от укуса змеи. Странно, но иногда мне стыдно об этом говорить. Погибнуть в армии — это понятно, это достойная смерть, а погибнуть в автокатастрофе — ну, это уже совсем обычно, это часть той жизни, которую люди сами себе придумали. Потому что ведь святость жизни — это для нас пустое слово. Ни одно общество не запрещает ездить на машинах из-за какой-то там святости жизни. И смерть от болезни — это тоже вполне приемлемо, а от старости — что и говорить. А вот укус змеи — это что-то такое, что нужно скрывать. Такая смерть обескураживает, она пугает. В самом деле, кому такое придет в голову — чтобы здесь, у нас, в конце двадцатого века, животные убивали людей?! Что мы, черт побери, Индия?! Африка?! И все-таки у нас каждый год появляются два-три сообщения о такой смерти, и тогда люди читают о них в газете или видят по телевизору и говорят: «Смотри, что это, Шула, просто не верится — змея кого-то укусила насмерть!» «Укусила насмерть» — так они говорят. Как будто на этот раз Ангел Смерти, разнообразия ради, нарядился змеей: «Привет, я Ангел Смерти, разрешите мне укусить вас насмерть».

Нет, имя «Шула» можете не записывать. Это просто общее имя женщины, которая читает книгу, когда ее муж смотрит по телевизору новости или футбол. И знаете что, редакторы газет и мужья этих Шул, — вы правы! Это действительно новость из тех, в которые просто трудно поверить. Умереть от укуса змеи? «Оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту»?[50]Что с тобой, Господь? Мы ведь уже не в Танахе. Пора кончать с этими казнями египетскими, со змеями и прочими Твоими излюбленными наказаниями, вроде моровой язвы, палящего ветра, ржавчины и саранчи[51]. У нас сегодня прогресс. У нас сегодня есть куча других возможностей на выбор — можно быть задавленным на переходе через улицу, можно быть разорванным на куски в теракте, можно кончиться от передозировки наркотиков, можно погибнуть от выстрела врага и можно погибнуть по ошибке от выстрела друга, и даже умереть при крушении самолета. Почему же Ты выбрал для моего бедного мальчика самую древнюю Свою забаву? И что еще Ты приберег там для меня на Своем складе боеприпасов? Лев взойдет от возвышения Иордана? Две медведицы выйдут из леса и растерзают детей? Нашлешь на меня злых ангелов? Большие камни с небес? Земля разверзнется подо мною и поглотит меня?[52]

Змея. Вы понимаете? Змея. И к тому же в пустыне, в одиночестве, вдали от всех и без возможности позвать на помощь. Вот так Господь любит нас, Свою «дщерь иерусалимскую», которая последовала за Ним «в пустыню, в землю незасеянную»[53]. Заметьте — не «последовал», не в мужском роде, и не «последовали», во множественном числе, как надлежало бы сказать о целом народе, нет — «последовала», во втором лице, единственном и испуганном, или, точнее, единственная и испуганная. Вы ищете гендерный элемент в еврейской истории, Варда? Так вот вам, пожалуйста: целый народ, который весь, как одна женщина, — голодная, усталая, зависимая, боязливая, томимая жаждой, умирающая без ванной и даже телефона нет. Вдали от дома, вдали от дороги, вдали от любви, вдали от больницы, вдали от людей — вот так Господь любит «обрученную Ему»!

«Прогулка парней», со всеми этими дебильными словечками парней, собирающихся на свою прогулку: снаряга, жужжалка, ремнабор, таганок, шведик, воду читать, костриться, взять к полудню… Когда мне говорят «взять к полудню», я сразу думаю об Иакове, которому Господь обещал, что распространит его «к морю, и к востоку, и к северу, и к полудню»[54], но у Эйтана это — выбрать такой путь по карте, чтобы доставить нашего сына, нигде не плутая, прямиком на юг, в пустыню, точно к месту и ко времени назначенной встречи со змеей. И это нельзя ни изменить, ни отрицать. Это он взял его туда. Не я. «Девчонки не приглашаются», — сказал он мне и улыбнулся своей знаменитой улыбкой. И Нета посмотрел на него и улыбнулся точно такой же улыбкой. Так разве у меня был хоть какой-то шанс? Прогулка парней. Только они вдвоем. Ты и он…

— Рута, мы можем остановиться. Может быть, не нужно выкладывать все за один раз?

— Оставьте. Ведь я тоже виновата. Я могла возразить: «Нет, я не хочу». Я могла сказать: «Нет, я не разрешаю». Но вот — что бы там ни говорили о матерях и о материнстве, у меня не было этого знаменитого материнского предчувствия беды. И кстати, даже в тот момент, когда это случилось, я не почувствовала, будто что-то случилось, как чувствуют, по их рассказам, матери лучшие, чем я, или лживее, чем я. Ничего. Сидела себе дома, в полном спокойствии, и даже спать потом пошла без всяких проблем. Ведь мой Эйтан — самый ответственный и организованный человек в мире. Он никогда ничего не забывает, ни единой мелочи. И в той их прогулке у него тоже все было продумано и записано: собрать снаряжение, проверить машину, продумать маршрут. Просто никто не принял в расчет змею. И Эйтан не принял. Вот сюда она его укусила — с внутренней стороны запястья. Но не эта картина меня преследует. Не те два ее зуба, которые вонзились в его руку, и не тот яд, что вошел через них туда. Другая картина стоит у меня перед глазами: Эйтан бежит с Нетой на руках, обнимая и прижимая его к себе, бежит и знает, что ничего уже не поможет…

— Как вы встретились?

— Кто?

— Вы с Эйтаном.

— Очень мило с вашей стороны. А также правильно и разумно. Пришло время для обычного разговора, приятной болтовни двух женщин, безо всех этих моих несчастий и без вашей скучной истории еврейских поселений.

— Мы еще вернемся к этим двум темам. Я верю в нас обеих.

— Это угроза или обещание?

— Это только от вас зависит.

— Ну ладно. Вас наверняка удивит, Варда, но нас с Эйтаном соединило сватовство. А нашим сватом был мой брат Довик. Как-то раз он вернулся домой весь сияющий и объявил: «Я встретил парня, который ну прямо для нас создан. Я его приведу как-нибудь при случае». А случай представился на их свадьбе — Довика и Далии. Он сообщил, что они решили пожениться, и тут же, на том же дыхании, сказал, что намерен пригласить на свадьбу и «его» — этого своего нового приятеля, — чтобы познакомить со всеми нами.