… Я когда первый раз на самолете в небо поднялся, сразу понял: мое! Всю жизнь меня носило, как перекати-поле, Конни. Нигде больше полугода я не задерживался. Только в армии, ну это отдельный разговор. А после армии… Знаешь, как здорово? Все вещи помещаются в одном рюкзаке, ключей от дома нет, потому что и дома никакого нет, и ты выходишь на дорогу рано утром, когда еще все дрыхнут, и тогда кажется, будто весь мир только тебе принадлежит…

… Я никогда никакой работы не боялся. В том смысле, чтоб не справиться. Если один человек может, значит, и другой тоже может, надо просто понять, что делать и в какой последовательности. Я в Бразилии дома строил, сначала с местными вместе, а потом они обнаглели, работу забросили, а деньги нам уже заплатили. Пришел я, смотрю — вот фундамент, вот доски, вот бревна, а вот я один, такой худой и рыжий. Чего делать? И тут подумал: у меня есть бензопила, есть домкраты всякие, инструмент немецкий, а как же раньше, лет триста — четыреста назад мужики справлялись? Ведь ставили же они дома в одиночку! Что Бразилия! В Австралии первые поселенцы в одиночку раскорчевывали леса, строили дома, потом города… Там я шоферил, недолго, правда…

… Акул ловить легко, вытаскивать трудно. Кидаешь кусок мяса с кровью или рыбу свежую, ждешь пять минут — и готово, тут они. Эта, которая меня хватанула, была очень сильная. Она меня за леску выдернула из лодки и уволокла метров на двадцать. Так бывает в жизни — только что я на нее охотился, а вот уже и она на меня.

… Боли не было. Шок хорошее дело. Первым делом в меня влили полбутылки текилы, а потом начали штопать. Больно стало дня через два, когда я протрезвел. Ребра-то она мне тоже переломала…

… А про скалы я тебе соврал, Конни. Не садился я на них. У меня тогда еще лицензии не было. Это нас в Форте Брагг так тренировали. Разбудили ночью, погрузили в самолет и выкинули на какой-то остров. Троих мы не досчитались в ту ночь.

… Война? Что война… Неохота мне про нее вспоминать, сестренка. Дерьмовая это вещь, даже если с утра до вечера тебе талдычат, что без нее не обойтись. Война — это всего лишь кровь и грязь. И смерть. И немного удачи. Знаешь, кто такие солдаты удачи? Это живые солдаты. Те, кто вернулся с войны.

… Ничего, Конни, будет у меня другой самолет. Деньги заработаю, не проблема. Я почти все умею делать, в смысле, руками. Вот насчет образования — тут неувязочка, не до него мне было. Ничего, нагоню. Представляешь, сидишь ты в своем Торонто, читаешь лекцию, а студентики тебе: «Что это там жужжит, профессор?», а ты им: «Это мой знакомый, Ричард Джордан, не обращайте внимания, господа студенты». И тут я, на белом самолете, шикарно сажусь прямо на газон и кричу: «Салют, сестренка, экипаж нашего лайнера приветствует тебя!» И везу тебя на Багамы. И на Канары заодно…

Спишь? Ну спи… красавица моя. Не бойся ничего. Я никому не позволю тебя обидеть или напугать.

Они проснулись от жуткого грохота и воя ветра. Вокруг была вода, огонь погас, вернее, его просто смыло водой.

Шторм, обрушившийся на маленький островок, погулял на славу. Поток воды подмыл стены пещерки, и часть убежища Дика и Конни просто рухнула вниз. К счастью, не придавив и не захватив их с собой. Теперь они сжались под единственной уцелевшей стеной, открытые ливню и ветру, мокрые до нитки и дрожащие от холода.

Конни даже в самом страшном кошмаре не представляла себе, что природа может быть такой грозной. Девушка прижималась к Дику, забыв обо всем на свете, цеплялась за него скрюченными пальцами, зажмурившись и плача от страха. Впрочем, слез ее было не видно. Вокруг бушевала мокрая и ревущая тьма, ломались невидимые деревья, то и дело сверкали ярко-синие ветвистые молнии.

Конни знала только одно: пока Дик ее держит, она жива. Не будет Дика — не будет и ее. Только эта мысль не давала сойти с ума от ужаса.

Дик понимал, что все его попытки прикрыть девушку своим телом смешны и бесполезны, но все равно обнимал ее, прятал ее лицо у себя на груди и даже ругался только про себя, чтобы она не услышала.

Это светопреставление продолжалось целую вечность, а закончилось эффектным и страшным аккордом. Здоровенное дерево, дольше всех своих собратьев сопротивлявшееся ветру, не выдержало и рухнуло совсем рядом с Диком и Конни, сметая их своими ветвями вниз. Дик успел только изо всех сил стиснуть Констанцию в объятиях — и они покатились вниз по склону, а вокруг летели ветки и камни, хлестали потоки воды, гремел гром…

Потом Дик ударился головой обо что-то очень твердое, строго-настрого приказал себе не выпускать Конни из рук — и потерял сознание.

Ему снились чайки, они носились вокруг его головы и вопили страстно и тоскливо, а потом одна из них села ему прямо на голову и стала долбить своим острым клювом, приговаривая монотонно и непрерывно: «Не бросай меня, Дик, не бросай меня, не бросай меня…»

Он решительно открыл глаза — и увидел залитое слезами личико Конни. Вокруг головы девушки сиял розовый лучистый ореол, и Дик подумал было, что по какому-то высшему недосмотру оказался в раю, где у всех ангелов лица Конни. Но потом он понял, что это просто восход солнца, и бури нет, нет дождя, есть только розовое небо, свежий легкий бриз с моря, боль в голове и рыдающая над ним Конни.

Дик с трудом разлепил губы и сообщил:

— Я тут. Я же сказал, что не брошу. Ох… у меня нет половины черепа, или это только кажется?

— Ох, Дик, ты же весь в крови, и ты лежал как мертвый! Я пришла в себя, когда гроза уже кончилась, а вокруг ужас, и ты не двигаешься…

Она опять заплакала, но тут же вытерла слезы и улыбнулась, шмыгая носом, а Дик немедленно захотел вернуться к жизни. С помощью девушки он придал своему телу сидячее положение и осторожно повертел головой.

Все обстояло не так уж плохо, если говорить о собственном здоровье. Конни была чумазой и зареванной, но на вид вполне целой и невредимой. Зато вокруг простирался пейзаж, достойный Апокалипсиса.

Буря повалила почти все высокие деревья, размыла пляж и занесла белым песком прибрежные заросли. Скала, на которой они вчера нашли убежище, превратилась в пологий и абсолютно лысый холм. Поломанные сучья деревьев торчали, словно руки скелетов, простертые к небу.

Конни рассматривала все с ужасом, но Дик отнесся к произошедшему философски.

— Мы живы, а это главное. Увидишь, к вечеру пейзаж изменится. Кусты поднимутся, молодые деревца тоже навряд ли пострадали. Считай, островок просто подстригли. Не беда. Сейчас взойдет солнце, мы согреемся…

— Дик, а если и сегодня вечером повторится…

— Не хочу тебя пугать, но третьего шторма мы можем не пережить. Прятаться стало негде. Но есть и хорошие новости. Целых две. Первая — с моря дует ветерок, значит, поменялось давление, и можно рассчитывать, что шторм ушел. Вторая — спасательным службам давно пора оторвать задницы от своих коек и найти нас.

— Может, они считают, что мы мертвы?