Марилл прислушался.

– Что это?

В наступающем вечере послышался сочный, протяжный звук скрипки. Он затих, начал снова нарастать, поднялся вверх – победно и упрямо; потом заискрились рулады, все нежнее и нежнее, и, наконец, полилась мелодия – незатейливая и печальная, как утопающий вечер.

– Это здесь, в отеле, – сказал Марилл и посмотрел в окно. – Над нами, в четвертом этаже.

– Мне кажется, я знак», кто это, – ответил Керн. – Это скрипач, которого я уже однажды слушал. Я не знал, что он тоже здесь живет.

– Это не обычный скрипач. Он играет слишком хорошо.

– Может, мне подняться и сказать ему, чтобы он перестал?

– Зачем?

Керн уже сделал движение, намереваясь выйти. Очки Марилла блеснули.

– Нет. Зачем? Быть печальным можно в любое время. А смерть окружает нас везде. Все это идет рядом друг с другом.

Они сидели и слушали. Прошло много времени, наконец из соседней комнаты вышел Браун.

– Все, – сказал он. – Она не очень страдала. Узнала только, что ребенок жив. Мы успели ей это сказать.

Все трое поднялись.

– Мы должны снова перенести ее сюда, – сказал Браун. – Нам не разрешат оставить ее в соседней комнате.

Женщина, побледневшая и сразу как-то похудевшая, лежала среди кровавых платков, тампонов, ведер, сгустков крови и ваты. Ее лицо изменилось, стало строгим и равнодушным ко всему. Как-то странно было видеть хлопотавшего около нее врача – жизнерадостного мужчину, из которого энергия так и била ключом.

– Дверь нужно запереть, – сказал врач. – Будет лучше, если другие ее не увидят. Нам и так досталось слишком много, не правда ли, маленькая женщина?

«Рут покачала головой.

– Вы держались храбро. Не пикнули. Вы знаете, Браун, что я сейчас бы хотел? Повеситься. Просто повеситься на ближайшем окне.

– Вы спасли ребенку жизнь. Это было сделано блестяще.

– Повеситься. Вы понимаете? Я знаю: мы сделали все, что могли. Что мы бываем и бессильны. И тем не менее, мне хочется повеситься!

Он ожесточенно стал тереть себе шею. Его лицо стало потным и красным.

– Двадцать лет я уже занимаюсь этим делом. И каждый раз, как меня постигнет неудача, я хочу повеситься. С ума можно сойти! – Он повернулся к Керну. – Достаньте сигарету из левого кармана пиджака и суньте мне в рот. Да, маленькая женщина, я знаю, о чем вы думаете. Ну, а теперь огня. Я иду мыться. – Он уставился на резиновые перчатки, словно они были виноваты во всем и, тяжело ступая, направился в ванную.

Они вынесли мертвую вместе с кроватью в коридор, а оттуда – снова в ее комнату. В коридоре стояло несколько человек, которые жили в большой комнате.

– Ее нельзя было отвезти в клинику? – спросила какая-то тощая женщина с шеей, словно у индюка.

– Нет, – ответил Марилл. – Мы бы это сделали.

– А теперь она останется здесь, всю ночь! Рядом с мертвецом никто не сможет заснуть.

– Ну, тогда бодрствуйте, бабуся, – ответил Марилл.

– Я не бабуся.

– Это видно.

Женщина бросила на него злобный взгляд.

– А кто приведет комнату в порядок? Ведь этот запах никогда не выветрится. Вы бы лучше использовали комнату номер десять, на той стороне.

– Посмотрите, – сказал Марилл, обращаясь к Рут. – Эта женщина умерла. А она была нужна ребенку, и мужу, наверное, тоже. А вот эта бесплодная доска живет. И будет жить назло своим современникам, по всей вероятности, до глубокой старости. Это одна из загадок, на которую нельзя получить ответа.

– Все злое – более твердое, оно дольше выдерживает, – мрачно ответила Рут.

Марилл взглянул на нее.

– Вы это уже знаете? Откуда?

– В наше время это легко понять.

Марилл ничего не ответил. Он только посмотрел на нее. Вернулись оба врача.

– Ребенок у хозяйки, – сказал врач с лысиной. – За ним заедут. Я сейчас сообщу о нем по телефону, о женщине – тоже. Вы ее знали?

Марилл покачал головой.

– Она приехала несколько дней назад. Я только один раз разговаривал с ней.

– Может, у нее есть документы. Тогда их нужно будет сдать.

– Я посмотрю.

Врачи ушли. Марилл порылся в чемодане умершей. Там были только детские вещи: голубое платьице, немного белья и детские погремушки. Марилл снова уложил вещи:

– Странно, но кажется, что вещи тоже внезапно умерли вместе с ней.

В сумочке он нашел паспорт и свидетельство, выданное полицией Франкфурта-на-Одере. Он поднес их к свету.

– Катарина Хиршфельд, урожденная Бринкман, из Мюнстера, родилась 17 марта 1901 года.

Он поднялся и взглянул на умершую – светлые волосы, узкое решительное лицо, характерное для вестфальцев.

– Катарина Хиршфельд, урожденная Бринкман.

Он снова взглянул на паспорт.

– Действителен еще три года, – пробормотал он. – Три года жизни для другого. Для похорон будет достаточно и полицейского свидетельства.

Он положил документы в карман.

– Я сделаю все, что нужно, – сказал он Керну. – И позабочусь о свечке. Я не знаю… может, стоит посидеть немного рядом с ней. Хотя ей это уже и не поможет, но, странно: у меня такое чувство, что с ней надо немного посидеть.

– Я останусь, – ответила Рут.

– Я тоже, – добавил Керн.

– Хорошо. Тогда я зайду позже и сменю вас.

Луна засветила ярче. Наступила ночь, необъятная и темно-синяя. Она заполнила комнату запахами земли и цветов.

Керн и Рут стояли у окна. Керну казалось, будто он находился где-то далеко-далеко, а сейчас вернулся.

В нем остался лишь страх перед криками роженицы и перед ее вздрагивающим, истекающим кровью телом. Он слышал рядом с собой тихое дыхание девушки и видел ее мягкие юные губы. И внезапно он понял, что и она принадлежала этому – этой мрачной тайне, которая окружала любовь кольцом ужаса: он знал, что и ночь принадлежала этому, и цветы, и этот сильный запах земли, и нежные звуки скрипки над крышами; он знал, что если он сейчас обернется, то на него уставится в мерцающем свете свечи бледная маска смерти, – и тем сильнее почувствовал он тепло под своей кожей, которое заставило его задрожать и снова искать тепла, только тепла…

Словно чья-то чужая рука взяла его руку и положила ее на юное плечо рядом с ним…

Марилл сидел на цементной террасе отеля и обмахивался газетой.

Перед ним лежало несколько книг.

– Идите сюда, Керн, – крикнул он. – Приближается вечер. В это время зверь ищет одиночества, а человек – общества. Как поживает ваше разрешение на пребывание в стране?