Историки поражаются: на что же потратил император два с лишним десятилетия своей власти? Почему в его окружении, в правительстве, в военном руководстве оказались все сплошь ничтожные, бесполезные, а то и просто трусливые личности, бросившие его в февральские дни 1917-го? Смешно укорять его в неумении разбираться в людях. Такова была закосневшая система управления, неспособная меняться.

«Лег спать в 3 часа, — пометил в дневнике Николай II, — так как долго говорил с генералом Ивановым, которого посылаю в Петроград с войсками водворить порядок. Ушли из Могилева в пять часов утра. Погода была морозная, солнечная».

Генерал от артиллерии Николай Иудович Иванов с марта 1916 года состоял при Ставке. Император отправил его в Петроград с приказом навести порядок, дал в помощь Георгиевский батальон. Но генерал Иванов даже не добрался до столицы — восставшие солдаты и железнодорожники не пропустили.

Сев в поезд, император лишился всякой возможности влиять на происходящее. Последний утвержденный им Совет министров подал в отставку. Россия осталась без царя, который сидел в своем вагоне, без Думы, которую он же распустил, и без правительства. Но природа не терпит пустоты. Вакуум заполнили депутаты Государственной думы.

Родзянко возглавил Временный комитет членов Государственной думы. Преображенский полк и гарнизон Петропавловской крепости сообщили, что предоставляют себя в распоряжение депутатов, которые уговаривали Родзянко:

— Берите власть, Михаил Владимирович. Никакого в этом нет бунта. Берите как верноподданный… Берите, потому что держава Российская не может быть без власти…

Поздно вечером выпустили воззвание: «Временный комитет членов Государственной думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванных мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка. Сознавая всю ответственность принятого им решения, комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться его доверием».

Родзянко уведомил генерала Алексеева и командующих фронтами: «Временный комитет членов Государственной думы сообщает Вашему Высокопревосходительству, что ввиду устранения от управления всего состава бывшего Совета министров правительственная власть перешла в настоящее время к Временному комитету Государственной думы».

Революция, которая начиналась как дворцовый (политический) переворот, совершилась! Она произошла без революционеров — это опровергает все мифы о заговоре и чьей-то злой воле. Никто не управлял событиями. Все были застигнуты врасплох, даже революционные партии!

«Весь день 28 февраля был торжеством Государственной думы как таковой, — вспоминал министр иностранных дел Временного правительства Павел Николаевич Милюков. — К Таврическому дворцу шли уже в полном составе полки, перешедшие на сторону Государственной думы…

К вечеру мы уже почувствовали, что мы не одни во дворце — и вообще больше не хозяева дворца. В другом конце дворца уже собирался другой претендент на власть, Совет рабочих депутатов, а к концу дня пришлось добавить “и солдатских депутатов”. Солдаты явились последними, но они были настоящими хозяевами момента. Появились радикальные барышни и начали угощать солдат чаем и бутербродами…»

Все ждали перемен, но Февральская революция стала полной неожиданностью абсолютно для всех. Никто не мог предположить, что российская монархия рухнет всего за неделю. В два часа ночи императорский поезд остановился на станции Малые Вишеры. До столицы оставалось всего 200 верст. Но восставшие солдаты заявили, что не пропустят императорский поезд. Только теперь император осознал, как далеко зашло дело: он не может встретиться с женой и детьми. Но он еще не осознал, что теперь жизнь страны определяют другие люди, а в его распоряжении остался только этот поезд.

«Ночью повернули с Малой Вишеры назад, так как Любань и Тосно оказались занятыми восставшими, — записал в дневнике Николай II. — Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановился на ночь. Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского Села не удалось. А мысли и чувства всё время там! Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам Господь!»

Императорский поезд повернул на Псков, потому что там находился штаб Северного фронта. Николай искал защиты у армии. Но командующий фронтом генерал Рузский ворчал, что время безнадежно упущено и уступками дело не спасешь:

— Теперь уже трудно что-либо сделать. Давно настаивали на реформах, которые вся страна требовала. Не слушались… Теперь придется, быть может, сдаваться на милость победителей.

До беседы с генералом Рузским Николай колебался между желанием усмирить восставших и пониманием, что в чем-то придется уступить. Приехав в Псков, он узнал, что революция побеждает и уже недостаточно позволить сформировать правительство, которое будет отвечать не перед императором, а перед Государственной думой.

«Утром пришел Рузский, — записал в дневнике император, — и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение».

Николай сел в Могилеве в поезд самодержцем, который повелевал огромной страной, а вышел из него в Пскове безвластным человеком. Николай был Верховным главнокомандующим, но его собственные генералы хотели, чтобы он ушел. Командующих фронтами и начальника штаба Алексеева запросили по телеграфу: что они думают об отречении императора в пользу цесаревича Алексея?

В половине третьего генерал Рузский принес императору семь телеграмм. Командующие поддержали идею отречения от престола. Это так подействовало на Николая, что он телеграфировал председателю Думы: «Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и для спасения родной матушки России. Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына, с тем, чтобы он оставался при мне до совершеннолетия, при регентстве брата моего великого князя Михаила Александровича».

Журналисты говорили потом генералу Рузскому:

— Свободная Россия вам обязана предотвращением ужасного кровопролития, которое готовил царь.

— Если уж говорить об услуге, оказанной мною революции, — самодовольно ответил генерал, — то она даже больше той. Я убедил его отречься от престола.

Рузского императрица Александра Федоровна назовет потом Иудой. В 1918 году бывшего генерала убьют революционные солдаты.

Двадцать седьмого февраля 1917 года был избран Временный комитет Государственной думы. Председателю Военно-промышленного комитета Александру Ивановичу Гучкову и депутату Государственной думы Василию Витальевичу Шульгину поручили ехать в Псков и встретиться с императором.

Из Таврического дворца они вдвоем на автомобиле отправились на квартиру Александра Ивановича. Здесь Гучков набросал текст манифеста об отречении императора. Потом заглянули в Военное министерство и по прямому проводу сообщили в Псков, что приезжают. В три часа дня они уехали из Петрограда на экстренном поезде — паровоз и один вагон, Гучкова и Шульгина сопровождали пять солдат с красными бантами на шинелях.