Стрельба прекратилась резко, так же, как и началась. Выпустив по тридцать пуль, автоматы вполне ожидаемо одновременно замолчали. А на такие паузы у меня рефлекс – тем более, что сзади уже наверняка очухался второй водила и сквозь повисший в салоне сизый пороховой дым целится мне между лопаток.

Я не ошибся.

Как только я совершил резкий перекат в сторону водительского отсека, в то место, где я только что лежал, ударила пуля. Я же продолжал катиться, словно сорвавшееся с нитки веретено – до тех пор, пока мое плечо не врезалось в ногу стрелка. Над головой грохнул второй выстрел, но пуля ушла в потолок, а водитель, ноги которого я подсек, потерял равновесие и грохнулся навзничь.

Хороший удар затылком об железку обычно приводит минимум к легкому размытию картины мира и появлению в глазах пресловутых звезд. Тем не менее пистолета водила из руки не выпустил, продолжая пытаться поймать меня на мушку.

Пришлось рисковать – в который раз уже за пару минут. Я ринулся вперед и за долю секунды до того, как водитель нажал на спусковой крючок своего «Зиг-Зауэра», я успел тупо ударить сверху вниз кулаком по направленному на меня стволу – ничего другого я просто не успевал сделать.

Раздался еще один выстрел, и водитель вскрикнул от боли. Пуля раздробила ему колено, а такие раны сразу же дарят букет ощущений в полном объеме. Но до конца осознать горечь потери я ему не дал.

Протянув руки вперед, я схватил незадачливого стрелка левой рукой за запястье, а правой просто взялся за ствол и вывернул пистолет из вражьей кисти, закручивая оружие против часовой стрелки. Оптимальный способ, кстати. Палец противника соскальзывает со спускового крючка, исключая возможность случайного выстрела, а ты, вырвав пистолет, получаешь возможность противоходом треснуть супостата рукояткой по кумполу.

Что я и сделал, но наблюдать последствия удара не стал. Хрустнуло что-то – и ладно, безоружный и оглушенный не так страшен, как автоматчики, уже почти успевшие перезарядить свои МР5.

Но в бою «почти» не считается. Вставать с пола было некогда, поэтому я, ухватив «Зиг-Зауэр» двумя руками, принялся палить из положения лежа по пятнистым силуэтам, плавающим в пороховом тумане.

С расстояния в несколько шагов в плане поражения ростовых фигур обычная пистолетная пуля весьма эффективна – если, конечно, на ее пути к цели не находятся еще два человеческих тела, как было это в моем случае несколько секунд назад. Поймав грудной пластиной легкого бронежилета кусочек горячего свинца, один из «флектарнов» улетел в недра салона, безнадежно сломав по пути резной ореховый стол.

Второму повезло меньше. Он уже поднимал автомат, готовясь изрешетить шибко шуструю цель, но та оказалась быстрее на долю секунды.

Мозги автоматчика неаппетитно брызнули на громадное зеркало. Сам же бывший владелец этих мозгов, снеся легкую перегородку, рухнул на хозяйскую кровать, пятная подушку остатками содержимого черепной коробки.

«Флектарн», унесенный первым выстрелом, оказался упорным. Гибель товарища его ничему не научила. Он шевельнулся и попытался дотянуться до своего автомата, что меня категорически не устраивало – боковым зрением я заметил, как водитель, гонявшийся за Шухартом, изменил первоначальное решение и тоже потянулся за пистолетом, решив принять посильное участие в шоу внутри салона.

Может, в другое время я бы обошелся с автоматчиком более гуманно. Но время было не другое, а самое что ни на есть настоящее, причем у меня не было даже лишней секунды. Поэтому мне пришлось нажать на спуск, повторив трюк с вышибанием мозгов пистолетной пулей, после чего я приставил ствол «Зиг-Зауэра» к голове водилы и сказал:

– Хальт! Хенде хох!

В детстве я любил смотреть кино про фашистов, поэтому, как и все пацаны моего возраста, в совершенстве владел тремя немецкими словами, которыми в фильмах наши бойцы тормозили фрицев и заставляли их поднять руки.

Волшебные слова сработали и на этот раз. Водила резко ударил по тормозам и резко задрал кверху свои «хенде». Понятное дело. Клон ты, не клон, а жить-то охота, и горячий ствол под мочкой уха ясно дает понять, что в случае неповиновения и твои мозги могут расплыться неаппетитной кляксой на лобовом стекле.

– Гут, – сказал я, припомнив еще одно киношное слово и тем самым полностью истощив свои познания в немецком. Теперь еще было бы невредно узнать, задавил все-таки клон Шухарта или же тому повезло в очередной раз?

Тому повезло. По крыше броневика забухали берцы, и американец спрыгнул в салон.

– Факинг шит! – с душой произнес он на родном языке.

– Согласен, – отозвался я. Внутреннее убранство салона после нашей перестрелки выглядело и вправду дерьмово. – А теперь как бы нам объяснить…

Договорить я не успел. Рэд что-то протявкал явно не на английском, и клон, торопливо кивнув, двинул броневик по направлению к пристани.

– Еще одна «большая зуда», – пояснил Шухарт. – Профессор хотел, чтобы я мог свободно общаться с его учеными, выписанными из Германии.

– Логично, – кивнул я, слегка завидуя. Лично для меня языки всегда были проблемой. Ломаные английский и французский, на которых я общался с коллегами в Легионе, не в счет – это не знание языка, а так, необходимость, как лопух вместо туалетной бумаги.

В общем, Шухарт остался координировать действия клона на языке Гейне и Гёте, а я попер наверх, к станковому HK GMG, по сути мало отличимому от нашего российского автоматического гранатомета АГС-40. Наш броневик как раз катился мимо ДОТа, прикрывающего пристань, и иметь в тылу эдакий геморрой было по меньшей мере неблагоразумно.

Когда броневик поравнялся с долговременной огневой точкой, я для пристрелки саданул по нему парой гранат. Легли они в основание ДОТа, подняв кучу пылищи. Угу, значит, для достижения благополучного результата операции берем выше. В принципе сейчас уже неплохо. Когда мы въедем в зону взаимного огневого контакта, пулеметчики наверняка еще будут чихать, кашлять и вылавливать в глазах соринки, благо ветер дул от нас. Но лучше уж перебдеть, чем недобдеть.

Кстати, капитан той посудины, что привезла нас сюда, став свидетелем нестандартной ситуации, прыгнул в рубку с явным намерением завести мотор и смыться на всякий случай. Пришлось задрать ствол гранатомета кверху и отправить в полет еще три гранаты. Легли они с сильным перелетом на середину реки, брызги от эффектных взрывов, небось, даже до катера не долетели. Но до капитана, похоже, дошло – его посудина осталась стоять на месте.

Я же вновь развернул HK GMG – броневик как раз въезжал в зону поражения, и если ДОТ укомплектован крупнокалиберным пулеметом, с такого расстояния, боюсь, даже хваленая броня «Гризли» будет прошита, словно картонный ящик.

Стрелять я начал за несколько мгновений до того, как увидел черную прорезь смотровой щели. В бою кто не успел – тот опоздал, поэтому очень важно было успеть раньше.

Конечно, сорокамиллиметровая граната не годится для разрушения ДОТов. Ее предназначение – уничтожение скоплений живой силы противника и выведение из строя небронированной техники типа автомобилей, пусковых установок или радиолокационных станций. Поэтому я искренне надеялся на поднятую взрывами бетонную пыль, рикошеты осколков и (а вдруг повезет?) попадание гранаты внутрь укрепления.