Тогда предводитель скифов Марак приказал вырыть глубокую яму в степи у слияния Волги и Дона, к юго-западу от Астрахани, и, выхватив свой золотой меч, воткнул его рукояткой в землю на дне ямы, велев своим воинам засыпать ее так, чтобы виднелось только острие. Марак заявил, что выполняет волю богов: ему было знамение, и теперь его меч сам является божеством и символизирует неуязвимость и власть. Ни один скиф не может теперь повернуть вспять, иначе он уклонится от божественного предначертания. Так вперед же!

Скифы вытеснили киммерийцев с Кавказа и взяли в плен их царя, разбили медов, пришедших на помощь киммерийцам, нанеся их царю Киаксару одно из немногих в его жизни поражений, дошли до границ Египта, где царь Псамметих I откупился от них дарами. Позднее в войне с азиатскими скифами погиб Кир, Дарий был разгромлен при попытке вторгнуться в земли европейских скифов, и даже полководцы Александра Македонского потерпели поражение от скифов, захвативших Бактрию — между Амударьей и Гиндукушем — и северо-западную Индию. Только Митридат Великий сумел подчинить себе несколько скифских племен. Заря христианства ознаменовалась закатом скифов. Азиатские скифы смешались со славянами, тогда как их европейские сородичи растворились в массе сарматов, заселивших пространства между Доном и Днестром. Сарматы были покорены гуннами, и их император Аттила не без исторических оснований провозгласил себя преемником скифских царей.

В 439 или 440 году гуннский пастух пас стада в степи, километрах в трехстах от устья Дона. Он заметил, что одна телка хромает: на ее ноге был глубокий порез. Пастух перевязал рану и захотел выяснить, как же покалечилось животное. Он пошел по кровавому следу и увидел кончик меча, торчавший из земли. Пастух откопал золотой меч Марака. Он не мог не узнать его, так как скифский меч прочно вошел в легенды всех степных народов, и даже римляне верили в существование, как они называли его, «меча Марса». Пастух показал находку гуннским старейшинам, и те оказали ему великую честь доставить меч в сопровождении пышного эскорта императору Аттиле.

Аттила был не верующим, но суеверным человеком. Какой знак судьбы! Какое подтверждение его императорского достоинства, его славы и непобедимости! В течение многих недель меч был выставлен на всеобщее обозрение, и тысячи гуннов и союзников приходили полюбоваться на него. Новость быстро распространилась по всему свету, и послы Гуннии немало этому способствовали. Поздравления приходили отовсюду, даже хионг-ну и Китай, даже Равенна и Константинополь не остались безучастны.

На поздравления император гуннов отвечал посольствами и дарами. Эдекон отбыл в Китай, увозя в дар просвещенным китайцам греческие и латинские манускрипты, захваченные у римлян и бургундов. Император Поднебесной империи удостоил Аттилу, Эдекона и всех прочих его приближенных самых почетных знаков отличия, которыми только мог наградить чужеземцев. Онегез выехал в Равенну с резными пластинами слоновой кости для Галлы Плацидии — которой Аттила оказывал особое расположение — и с серебряным шлемом и богато украшенными поясами для Аэция. К византийскому императору также был послан легат, но без подарков. У Аттилы были на то свои причины.

Встречался ли он к тому времени с Гонорией, дочерью Констанция III и Галлы Плацидии? Маловероятно: принцесса родилась в Равенне в 417 году, и нет оснований предположить, что Аттила посещал римский двор в последующие годы.

Прелюбопытное создание эта Гонория, самый своенравный ребенок, какого только можно себе представить; она ненавидела своего брата Валентиниана — будущего императора Валентиниана III — и завидовала ему, совершенно не слушалась матери. Впрочем, она была образованна, любила искусства и исторические книги и при этом отличалась кокетством. Гонория очень рано познала — все предосторожности Плацидии оказались тщетными — разврат. Репутация молодой девушки стала почти несовместимой с порядочным браком. Ей пришлось познакомиться с монастырской кельей в Равенне и жить под строгим надзором при константинопольском дворе, но она бежала — и снова гордо появилась на глаза; Валентиниан III пригрозил было заточением в крепость и изгнанием, но убоялся еще большего скандала.

В двадцать три года она пообещала образумиться, если ее выдадут замуж за иностранного принца. В Равенне мало беспокоились о том, какие осложнения незамедлительно возникли бы в отношениях со двором того иностранного принца. Но ей не ответили, и она не образумилась.

История с «мечом Марса» привела Гонорию в восторг. Она послала к Аттиле гонца, передавшего ему письмо и кольцо. Гонория просила — всего лишь — о том, чтобы Аттила женился на ней и потребовал в качестве приданого половину Западной Римской империи, которая, по ее словам, причиталась ей по наследству от отца — Констанция III. Кольцо же должно было стать символом помолвки.

Аттила отнесся к этой истории с недоверием: что это, злая шутка или ловушка, рассчитанная на его тщеславие? Он отослал гонца без ответа. Тот не сумел повидать принцессу по возвращении: Гонория открылась одной из служанок, и та все пересказала Галле Плацидии. Валентиниан немедленно заточил сестру в самый надежный монастырь Равенны. Тщетная предосторожность! Ей потребовалось всего несколько месяцев, чтобы подготовить побег, успешно его осуществить, бежать и исчезнуть на несколько лет. Но затем она дала знать Равенне и Константинополю, что жива и устроит оглушительный скандал, если ее не примут подобающим образом, как принцессу. Плацидия уступила и уговорила уступить других. Гонория вернулась ко двору Валентиниана III и снова завела любовников. Император закрывал на это глаза, но его ушам все сильнее досаждали смешки и шушуканье придворных и чиновников. Гонория совершила ошибку, ввязавшись в довольно серьезную дворцовую интригу, в которой участвовали официальные лица из числа ее фаворитов. Ее выслали в Константинополь, исключив всякую возможность побега. Но ее история на этом еще далеко не закончилась.

Характер Гонории заинтриговал многих историков и психологов. Одни видели в ней сумасшедшую нимфоманку. Другие жалели несчастного ребенка, рано лишившегося обожаемого отца и угнетаемого сухой эгоистичной матерью и злым и лицемерным братом, которые приговорили Гонорию к незаслуженному одиночеству, за что она пыталась отомстить, впутывая семью в самые грязные скандалы. Было и еще одно предположение. Сверхчувствительная девочка оказалась под впечатлением от потрясений, последовавших за смертью императора Гонория: вынужденная уехать в Константинополь с нелюбимыми матерью и братом, она желала победы Узурпатору Иоанну, а следовательно, гуннам под командованием Аэция, то есть именно тогда зародилась ее симпатия к этому народу. И, наконец, часть исследователей полагала, что эта образованная и впечатлительная дамочка была романтической натурой и влюбилась в гений, славу, пугающе притягательное варварство и всемирную известность Аттилы, а после обнаружения «меча Марса» уже не могла противиться своему желанию быть с ним.

Но как бы то ни было, Аттила, хотя и не ответил на странное предложение, предусмотрительно сохранил и письмо, и кольцо, рассчитывая, что они еще смогут ему когда-нибудь пригодиться. Говорят, что он боялся, как бы принцесса не оказалась дурнушкой, но ведь он без труда мог достать медальон с ее изображением и убедиться в обратном. Говорят также, что ему не нравились бесстыжие женщины, но, зная его любвеобильность, трудно представить, чтобы он отказывался от тех, кто предлагали себя сами. Скорее всего, Аттилу удерживали боязнь ловушки и здравый политический смысл, подсказывавший, что вмешаться сейчас в крупную политическую игру было бы неразумно.