в «Дружбе народов». А с 1994 года ты публикуешь разные истории, в том числе советы новичкам в сексе. Что случилось? Почему так резко поменял профессию?

— Свобода не нужна писателю, ему милей о ней мечтать. Как только открылись шлюзы и запрещенную литературу опубликовали, мы увидели, как много в искусстве уже сделано. И я, поставив свой литературный опыт, решил уступить место предшественникам. Честное слово, во мне пропало честолюбие. Наверное, поэтому мой переход из высокой словесности в журналистику оказался совершенно безболезненным. Кроме того, сегодня в состояние приятной неги и ожидания вдохновения писатель в принципе впасть не может. Если ты владеешь пером и только так способен заработать на жизнь, ты найдешь выгодный заказ, а это, как ни крути, подтверждает твое профессиональное реноме и позволяет чувствовать себя уверенно.

— Ты согласен с мнением, будто профессионал в литературе — тот, кто может работать в любом жанре? Киносценарий, пьеса, сборник рассказов или сочинение статей в газету — все одинаково под силу. Разговоры вроде: я только прозаик, а остальное у меня не котируется, по-твоему, несерьезны?

— Однозначно. Наступи на горло собственной песне, если она вообще-то есть, зато принеси в семью деньги и накорми детей. Я думаю, что второе благороднее. Однако тут есть градации. Одно дело, когда тебе заказывает сборник маленькое издательство, не способное заплатить хороший гонорар. Тут можно не торопиться. Другое — когда речь идет о книжке, продажа которой принесет прибыль, соответственно и уровнем она должна быть пониже, то профессионал обязан это сделать.

— Если тебе платят, положим, 1,5 тысячи долларов в месяц, то для тебя неважно, в каком именно издании. Морально-этические соображения — атавизм, который не нужно сегодня учитывать журналисту?

— Вопросы морали должны помещаться на маленьком листочке: человек не убивает, не грабит, не насилует. Для журналиста еще недопустимо разжигание межнациональной розни. Вот и вся мораль.

— Но ты образованный человек, обладающий вкусом, и не можешь не понимать, что целый ряд изданий рассчитан на маргиналов.

— Ты заблуждаешься насчет моей образованности. По поводу душевной тонкости замечу, что деликатен настолько, насколько груб и циничен. Чувствую ли я себя комфортно? Ты знаешь, да. Мне нравится никого не загружать — ни себя, ни читателей. Мои ощущения, как автора «Мегаполис Экспресс», сродни скольжению по поверхности серебристой, играющей, не больше.

— О каком скольжении идет речь? В твоей последней публикации ты рассказываешь о поварихе-девственнице, которая поехала в геологическую экспедицию, видимо, за туманом. И даже в таких несветских условиях умудрилась сберечь целомудрие. Как мне рассказывали знающие люди, повариха в такого рода мужских коллективах не только кормит, но и крепко любит… начальника партии. А тут девственница да к тому же борющаяся за свою невинность. И это правда?

— Хочешь я тебя познакомлю с Катей Н.? Все списано с нее. В действительности ее не то что зеленкой намазали, ей настучали кулаком за то, что она никому не давала. В данной конкретной публикации все правда — от героини до деталей ее приключений. В каких-то материалах я иногда отталкиваюсь от слухов, предположений, догадок. И не вникаю, насколько они убедительно выглядят. Более того, чем недостовернее, фантастичнее кажется рассказанная история, тем лучше. Вот у нас написали о том, как люди продают мафии свои селезенки и печенки, читатели звонили в редакцию и спрашивали, где это можно сделать. Эти люди являются носителями весьма специфической информации, но они и есть наши герои.

— Как ты считаешь, «желтая» газета — это искусственно созданный тип издания на российском рынке?

— На самом деле никому ничего нельзя навязать. Помимо «простых», нас время от времени читают так называемые приличные люди. Сколько бы «Мегаполис Экспресс» ни упрекали в некрофилии, в смаковании разного рода мерзостей и гадостей, но, скажем, тема смерти интересует массового читателя. Что еще заставляет его не переворачивать второпях страницы? Секс, деньги, нищие-богатые, светская хроника, мир развлечений — это вечные проблемы и сфера постоянного внимания обывателя, а значит, и вечные темы для писателя.

— В любом обществе бульварная пресса популярна и богата. Выходит, ключ к успеху финансовому — это смакование пороков, страстей, точнее страстишек.

— Такова человеческая природа, и ничего с этим не поделаешь. Единственное, по-моему, отличие зарубежной бульварной прессы от отечественной заключается в том, что на Западе газеты такой направленности делаются довольно серьезно. Если тамошние авторы пишут о смерти, то в таких тонах, что хочется умирать. А я пишу о смерти с улыбочкой. Между прочим, меня в эту газету привел разговор с женой о Боге. Она полагает, что с точки зрения Всевышнего наш мир смешон и все эти страстишки, включая человеческую смерть, есть такой же ничтожный вопрос, как, допустим, человеческое обжорство. Это же здорово, что я могу написать о смерти весело. Это как раз по-Божески. К примеру, мы обсуждаем в редакции, как нужно вести себя человеку в последние дни жизни, если он неизлечимо болен или капитально травмирован. Об этом обязательно нужно писать и писать с юмором, показывая читателю, что вопрос смерти есть вопрос не из самых сложных.

— Иными словами, автор «желтой» прессы обращается к человеку проигравшему. Ты — никто и становишься ничем?

— Конечно. Все мы в этой жизни никто. Это нужно осознать, впустить в себя. Например, я третий год хожу в одних штанах (длина брюк Гареева немного короче общепринятой. — Н. С.). Жена купила себе комбинезон в таком же духе, и кому-то мы кажемся парой дураков. Во всяком случае, дети с нами ходить стесняются. А нам весело, нам хорошо. Катя и Женя — подростки — в нас просто не могут врубиться. Они считают, что родители опустились. Так и в обществе. Мне весело работать в этой газете, я в ней «отвязываюсь». Некоторые не понимают меня, говорят, я бросил литературу ради неприличной газеты. А мне хорошо. Да, среди наших персонажей встречаются сумасшедшие. К примеру, я делал два интервью с дамой, которая убеждена, что людей зомбируют. С точки зрения нормального человека, она несет полный бред. А напиши об этом, и завтра откликнутся 50 человек, которые заявят то же самое. Это непридуманные герои — вот в чем дело, это изнанка жизни. И еще я понял — мне легко жить без претензий.

ГАЗЕТА КУЛЬТУРА

14.12.1996

Владимир Войнович: Домосед на чемоданах

Без преувеличения Владимира Войновича можно назвать человеком года. Не каждому литератору и не каждый год удается предъявить публике свое новое качество и стать «триумфатором». Его живописные работы были встречены весьма доброжелательно, а присуждение престижной и дорогой