В ожидании шести часов Бестужев не находил себе места. Ответственность, возложенная на него, была огромная, а у него не получалось, как он привык, контролировать ситуацию. Его бесило то, что художник и его напарник совершенно от него не зависели. В любое время Рюмин мог ему позвонить и сказать: ой, извините, мол, ничего не получается, Анатолий Петрович недомогает, типа, струя ослабла, деньги готовы вернуть. И всё, с них как с гуся вода, ничем их не прижмешь. И как тогда ему в глаза губернатору смотреть? Это будет катастрофа!

Бестужев сам позвонил Рюмину, постаравшись, насколько мог, окрасить голос нотками теплоты и доверительности:

– Как готовность, Виктор Алексеевич? Всё нормально?

– У нас всё по плану, – отозвался невозмутимо Рюмин. – Еще раз напоминаю, что опаздывать категорически нельзя, у нас выверена каждая минута. Творческий акт завязан на физиологии, а у нее, сами понимаете, свои законы. Лучше приезжайте пораньше, но никак не позже.

– Уж за нас-то не беспокойтесь, – заверил Бестужев, а сам забеспокоился, как бы губернатор с Карнауховым не поменяли планы и не забухали. На памяти Николая Ивановича случалось и такое.

Убивая время, весь как на иголках, Бестужев то и дело наведывался в губернаторскую приемную, где секретарши докладывали ему обстановку. После обеда губернатор с Карнауховым уединились в кабинете. Потом туда были вызваны заместитель по экономическому развитию и заместитель по инвестициям. Двадцать минут шестого Бестужев зашел к губернатору и сообщил, что пора выдвигаться. Как он и рассчитывал, минут десять они завершали разговор и одевались. В художественную мастерскую выехали вовремя, Бестужев перевел дыхание. Теперь ему оставалось сделать всё, чтобы «творческий акт» прошел благополучно.

Поехали на двух машинах. Референт с охраной – на одной впереди, губернатор, Карнаухов и Бестужев на бронированном джипе – за ними. Шеф пребывал в приподнятом настроении, да и гость не скупился на улыбку. Всё-таки они замахнули по маленькой, догадался Бестужев. На заднем сидении за его спиной губернатор делился с гостем премудростями выслеживания кабана и настоятельно рекомендовал в следующий приезд поохотиться в здешних лесах: «Владислав Евгеньевич, это будет сказка, уверяю вас!».

В мастерской их встретил Рюмин – энергичный, обаятельный, пахнущий дорогим одеколоном, одетый в ярко-желтую, цвета яичного желтка, толстовку. «Артист, блин», – с неприязнью подумал Бестужев. Отвечая на рукопожатия, Рюмин извинился и предложил немного подождать.

– Всё нормально? – испытующе вглядываясь в него, спросил губернатор.

– Сделаем, как надо. Вы пока присядьте или можете картины посмотреть.

– Покажите, где и как всё это будет происходить, – попросил Бестужев.

– Пожалуйста. – Рюмин завел их в угол зала, отгороженный мольбертом и установленной под ним ширмой. На полу было сооружено нечто квадратное в виде детской песочницы, заполненной каким-то белым порошком.

– Что там насыпано? – спросил Бестужев.

– Это заменитель снега, – коротко ответил Рюмин, не вдаваясь в подробности. – Ко всем огромная просьба во время творческого акта сюда не заходить и вообще не заглядывать. У нас был случай, когда это правило было нарушено, и Анатолий Петрович взял и просто ушел, неловко получилось. В общем, в каждой избушке свои погремушки, уж извините.

«Ох, погоди, я покажу тебе кузькину мать, дай только гостя в самолет посадить», – подумал Бестужев.

– Ишь ты, как тут всё серьезно, – произнес губернатор с несвойственной ему дурашливой ухмылкой. – Творческий акт, говоришь? Ну-ну, хорошо еще, что акт творческий, а не какой-нибудь другой.

Вместе с Карнауховым они на пару громко рассмеялись и двинулись смотреть картины, развешанные по стенам. Карнаухов был немногословен и взирал вокруг себя со снисходительной невозмутимостью. «Вот гад московский, – крутилось в голове у Бестужева. – Исключительно из-за него мы этой чушью занимаемся. А ведь это дело личное, частное. Хочешь свой портрет? Иди к художнику и заказывай, плати из своего кармана. Нет, ему надо обязательно через нас, лишь бы на халяву».

Рюмин в это время уже говорил по телефону:

– Вы где? Поднимаетесь? Хорошо, Анатолий Петрович. Не беспокойтесь, мы уже готовы.

Он сунул мобильник в карман и быстрым шагом подошел к лежащему на паркете перед мольбертом полосатому коврику, предназначение которого Бестужев понял только теперь.

– Прошу вас встать на этот пятачок, – обратился он к Карнаухову, указав обеими руками, словно стрелами, на коврик. – Смотреть надо в сторону мольберта. И огромная ко всем просьба во время сеанса воздержаться от разговоров.

Карнаухов неторопливо, сохраняя достоинство, встал на коврик.

– Что дальше? – спросил он.

Запиликал дверной звонок. Рюмин бросился открывать. В мастерскую вошел мужичок невысокого роста. Бросив всем короткое, деловитое «здрасте», на ходу снимая куртку, он прошагал мимо настороженного охранника в отгороженный угол.

– Анатолий Петрович, можно приступать, – объявил Рюмин.

– Погоди чуток, – отозвались за ширмой.

Все замерли в ожидании.

– Сейчас раздастся барабанная дробь, – сказал Карнаухов, переминаясь на коврике.

– И начнется цирковое представление, – подхватил губернатор.

Над мольбертом возникла физиономия Анатолия Петровича – простецкая, даже совсем не имеющая каких-либо следов вдохновения и творческой отрешенности, подобающих художнику. Он был похож на слесаря, который на днях менял дома у Бестужева кухонный смеситель.

– Ничего не поделаешь, процесс приходится организовывать, как любое мероприятие, без этого никак, – рассуждал Рюмин. Он встал возле мольберта перед Карнауховым. – Вы, главное, смотрите в мою сторону, пожалуйста. Вообще творческий акт напоминает обычное фотографирование, только несколько замедленное. Больше времени занимает подготовка, но это уж наши проблемы.

– А это не больно? – спросил губернатор под общий смех.

– Готово! – раздалось громко за ширмой.

– Всё, спасибо, пойдемте посмотрим, – сказал Рюмин.

– Уже? – удивился Карнаухов. Он вдруг посерьезнел и порозовел от волнения.

Они прошли в отгороженный угол и склонились над «песочницей». Рюмин попрыскал над собой освежителем воздуха, запахло сиренью.

– Владислав Евгеньевич, а ведь вы здесь как две капли, один к одному, очень даже похожи, – сказал губернатор.

«Действительно, никакой фотошоп не нужен», – подумал Бестужев, глядя на изящный, четко выведенный рисунок.

– Да, похож, – согласился Карнаухов. – Когда будет готов окончательный вариант?

– Завтра, – ответил Рюмин.

– Завтра же портрет вам и отправим, – сказал губернатор. – Николай, оформи всё, как надо.

– Сделаем, – откликнулся за его спиной Бестужев.