Прямо сейчас

Сергей продолжает втирать крем в безжизненные бледные руки женщины, что-то ей рассказывая.

Сизиф и начальство внимательно смотрят на изображение на стенах-экранах.

– У него была жена, – говорит Сизиф, разминая шею.

Еще одна старая проекция, от которой он никак не мог избавиться: в своей последней жизни Сизиф страдал от болей в шее. От них он в конечном счете и умер. Ну, можно так сказать.

– Лежала в коме уже четыре года.

Сергей на экране достает еще одну баночку и принимается смазывать жене пролежни на ногах.

– Он ухаживал за ней. Каждый день. Все эти годы.

– Любовь? – спрашивает Начальник в белом.

Сизиф усмехается, снова по привычке отодвинув от шеи и без того расстегнутый воротничок костюма.

– Лиза тоже так решила… Жене доктора нельзя было беременеть. Но она знала, что он всегда хотел сына. Тайком от него она забеременела. Ну знаете, сейчас у женщин масса вариантов, чтобы не иметь детей, и они могут…

Тощий начальник в черном поднимает бровь и бросает быстрый взгляд на соседа. Тот отводит глаза. Об этих «вариантах» он тоже слышит впервые. В Библии ни о чем таком не упоминалось.

Сизиф усмехается. Похоже, эти ребята в черном совсем не интересуются тем, что произошло внизу за последнюю пару тысяч лет. Однако продолжают судить и следить за исполнением приказов.

Сизиф хмурится. Эта мысль слишком смахивает на то, что твердила ему Лиза.

К черту.

Он продолжает:

– Одним словом, по мне, так типичное чувство вины. Подсознательное. Но люди предпочитают думать, будто делают что-то из любви, а не из вины. Им так легче.

– Вы не верите в любовь, не так ли? – спрашивает Начальник в белом, глядя на Сизифа с прищуром.

Тощий снова нервно ерзает на своем кожаном стуле. По рангу он не имеет права перебивать тех, кто в белом, но все же не удерживается.

Ожидаемо.

На это Сизиф и рассчитывал, затянув паузу.

– Давайте вернемся к делу. Вы ведь торопитесь, Сизиф? – спрашивает Тощий.

– Очень, – отвечает тот, закидывая ногу на ногу. – Причем уже давно.

На экране возникает движение. Лиза подходит к Сергею, садится на корточки прямо перед ним. Какое-то время она разглядывает его лицо, потом говорит довольно громко:

– А ты ничего. И на кой черт она тебе, а? Была бы я живая…

Начальники переглядываются, затем вопросительно смотрят на Сизифа. Тот пожимает плечами:

– Я же говорил, что выдавал ей информацию постепенно.

– То есть она не знала, что вы обязаны вести запись? – спрашивает Начальник в черном.

– Да. Я подумал, зачем смущать девушку…

Тощий закатывает глаза и качает головой.

Тем временем Лиза на экране продолжает:

– Небось, баб вокруг хоть отвешивай. Эй, ты меня слышишь?

Она проводит рукой прямо перед глазами доктора, но тот не реагирует ни на движение, ни на слова.

Лиза вздыхает, отходит к пластиковому стулу, плюхается на него и продолжает делать пометки.

– Жена – это первое звено, на которое я обратил внимание, – говорит Сизиф, посерьезнев. – Было еще кое-что…

Он берет планшет и переключает программу. Картинка на экране меняется.

Теперь начальство видит небольшое застолье в маленькой, просто обставленной гостиной. За празднично накрытым столом сидят мужчина, на вид лет сорока пяти, с родимым пятном на щеке, его поплывшая в фигуре жена и Сергей. За спиной доктора маячит Лиза.

– Черт подери, сорок один! Пятый десяток пошел, – говорит мужчина. – Веришь, нет, жизнь пролетела – не успел глазом моргнуть.

Егор хватается за бутылку и наливает полную стопку. Содержимое чуть не выплескивается через край. Егор аккуратно, сосредоточенно, пододвигает стопку Сергею.

– А я вот считаю, через сколько лет ты ко мне на стол попадешь, если не станешь меньше пить, – говорит Сергей, отодвигая стопку.

Водка проливается. Егор выглядит таким разочарованным и расстроенным, будто бы пролились последние капли воды в пустыне.

– Ну ты зануда, Серега, – говорит он. – Да расслабься же ты хоть раз! Или на операцию с утра?

Егор снова пытается пододвинуть стопку Сергею.

– Сердце может появиться в любую минуту, – отвечает тот, отставляя подальше от Егора всю бутылку.

– У доктора был брат, – комментирует Сизиф. – Лиза его быстро раскусила: человек слабый, зависимый. Его я тоже собирался использовать.

Женщина толкает Егора локтем в бок.

– Отстань. Ты же его знаешь.

Затем она широко улыбается, наклоняется через столик к Сергею и говорит тихим игривым голосом:

– У меня тут подруга есть, Сереж. Хорошая женщина, вдова. Хотела вот на прием к тебе сходить…

– Требуется пересадка сердца? – перебивает Сергей.

– Типун тебе на язык!

– Ну, вот потребуется – тогда и познакомимся.

Лиза, сидящая позади со своим планшетом, прыскает со смеху. На этот звук оглядывается Егор, но тут же отворачивается, решив, что ему показалось.

Заметив это, Лиза меняется в лице. Она откладывает планшет и подходит к Егору:

– Ты меня слышишь? Слышишь, да?

Егор хмурится на мгновение, а затем берет отодвинутую Сергеем бутылку и наливает себе еще полстопки, стараясь не встречаться взглядом с женой, которая смотрит на него с укором.

Лиза закрывает глаза и кладет руку на Егора.

Вот где он – открытый поток мыслей, образов, страхов, воспоминаний.

Лиза берет планшет и делает записи.

Марина, обиженная реакцией Сергея, недовольно цокает языком и отворачивается, скрестив руки на груди.

Разговор не клеится.

– Что было дальше? – спрашивает Тощий.

– Лиза проделала хорошую работу, – серьезно, без тени сарказма, говорит Сизиф. – Лучше, чем я ожидал. Сразу обрисовались его защиты и слабые места. Было ясно: дело сложное. Но оно и не бывает легким, когда речь идет о праведниках. И все же ничего не предвещало проблем…

Глава 21

За два месяца и 29 дней до конца

Значимые воспоминания.

Здесь оказалось не менее сотни закладок.

Лизу позабавили названия:

«Кармическое и судьбоносное»,

«Уроки»,

«Счастье».

Были и другие, но эти показались ей самыми важными.

Лиза скользнула пальцем по экрану, листая файлы из последней группы. Моменты радости, пережитые Сергеем. На всех присутствовала жена. Она улыбалась, танцевала, целовала доктора.

Некоторые моменты, такие искренние, заставили Лизу остановиться на них чуть дольше.

Она не помнила минут любви между отцом и матерью.

Не видела искренности между мачехой и отцом.

Сама она всегда влюблялась не в тех.

Да и влюблялась ли?

Может ли вообще любить человек, которого никогда не любили? Которого не научили любить? Который видел любовь только в глупых фильмах?

Нет, такой человек способен лишь бояться любви, при этом ища ее в каждом. И с каждым заранее знать, что рано или поздно тот предаст,