А надо было волю проявить! Теперь, глядишь, и правнуков уже б дождалась.

Пока Серафима умывалась, Надежда Прохоровна согрела чайник, достала из холодильника крыжовенное варенье.

– Ты как папу-то нашла? – спросила, когда Серафима, подложив под себя одну ногу, скорчилась на стуле, выпила несколько глотков. – Что тебе в пять утра возле сторожки понадобилось?

– Я раньше пришла, – едва слышно вымолвила та, – в два часа.

– К Денису на свидание? – Надежда Прохоровна облизала ложечку, положила ее на край блюдца: слушать приготовилась.

– Это была шутка, – совсем-совсем тихо проговорила Сима. – Он не знал, что я приду. Никакого свидания не было.

– Так вот просто и пришла – в два часа ночи?

– Угу. Он мне до этого сказал: «Девушкам с такими ангельскими именами больше подойдут белые одежды.» Я купила белый парик, комплект «Энджел». Это была шутка.

«Знаем мы такие шутки, – с легким укором подумала Надежда Прохоровна. – В два часа ночи, да к холостому парню.»

– И он как? Смеялся над шуткой-то?

– Нет. Он. – Серафима поставила край на стула ноги, обхватила колени руками, вздохнула. – Он меня обругал. Вначале.

– За что?

Девушка с вызовом задрала остренький подбородок:

– Заметил, что я «дунула» для храбрости. Обругал, чуть-чуть не выгнал.

– «Дунула» – это ты про наркотики? Покурила для куража?

– Да! Для храбрости! Думаете, я каждый день через окно к мужикам лазаю?

– Лазает она. – проворчала баба Надя. – Ладно, не кипятись. Зачем через окно-то лазала?

– Чтоб не увидел никто. Из дома дяди крыльцо как на ладони, из нашей кухни дорожка до сторожки видна. Я побоялась напрямик идти, вылезла через окно и сквозь кусты возле гаража продралась.

– Там и клочок одежды посеяла.

– Угу, – кивнула девушка. – Зацепилась, дернула и дальше пошла.

– А папа мог тебя увидеть?

– Откуда? – пожала плечиками ветреная сирота. – Если, конечно, только носом к стеклу веранды не прижимался. Я же круг вокруг дома сделала.

– Понятно. То есть увидеть тебя из дома никто не мог?

– Я же говорю – по кустам прошла! Спальни Ленки и папы выходят на другую сторону, а чтобы случайно из кухни не заметили, я дом обогнула.

– Понятно. А чего ж так поздно «шутить» – то пошла? Другого времени не было? Денис парень рабочий, весь день на свежем воздухе ломается, не жалко будить было?

– А он не спит допоздна, – едва слышно проговорила девушка. – Телевизор смотрит или за компом сидит.

– Откуда знаешь? – прищурилась, перебила Надежда Прохоровна.

Серафима молчала несколько секунд, но прямой взгляд бравой пенсионерки выдержала не долго. Отвернулась.

– Подглядывала, значит, прежде, – удовлетворенно кивнула баба Надя.

Серафима вздохнула так, что чуть руки, оплетающие колени, не разомкнулись.

– Следила, – призналась понуро. – Совсем башню снесло. Думала, не бывает такого, как чумная три недели ходила.

– И долго ты подглядывала?

– Осуждаете? – невесело усмехнулась девчонка. – Думаете, сама вешаюсь, девичий стыд потеряла, все такое. А я вот не жалею ни о чем! – Выпрямилась с вызовом. – Может, у меня такого никогда уже не повторится – а БЫЛО! Понимаете – было! Дрожь по всему телу от одного его взгляда, ночи без сна, кипяток из глаз – вся подушка мокрая! Другие всю жизнь проживут, а так и не узнают – КАК ЭТО БЫВАЕТ. – Серафима всхлипнула, махнула рукой, схватила со стола салфетку – глаза утерла. – Я ни о чем не жалею. Если надо, сама в милицию пойду.

– Ну-ну, не горячись. Скажи: Денис тоже влюбился?

Острые девчачьи плечи слегка приподнялись в неопределенности.

– Что ж, и не поцеловал ни разу? – провокационно изумилась баба Надя.

– Один раз, – шмыгнув носом, прошептала Сима. – Когда пакет на балкон закинул, с яблони слез и сказал: «Запомни, ты у меня не была, ничего не видела, я молчать буду». Тогда и поцеловал – на прощание.

– А чем же вы три часа занимались? – в самом деле удивилась баба Надя. Молодежь нынче резвая пошла. С первого дня в койку прыгает.

Крепок на мужской ум садовник или. другую любит? Поди тут разберись.

– Болтали, – не заметив бабы-Надиного испытывающего прищура, ответила девчонка. – Он мне работы свои по Интернету показывал.

Зашел на сайт своей бывшей фирмы, открыл демонстрационный альбом. Он знаете какой талантливый! Я понимаю. Всю жизнь на этой кухне кручусь, повидала. Как думаете, он меня любит?

Неожиданный вопрос оторвал бабу Надю от более приземленных мыслей. Пенсионерка нахмурилась, подбирая слова.

– Надежда Прохоровна, так, как он, поступить может только любящий человек! – затараторила Серафима. – Заставил меня снять испачканную одежду, придумал, куда спрятать, сам на яблоню полез.

– А зачем вы на балкон-то пакет забросили?

– А куда еще? В мусорный бак? Так его милиция первым делом обшарила. Закопать тоже нельзя. К соседям не перекинешь. Так вы думаете – он меня любит?

– Не знаю, детонька. Откуда тут узнаешь? Чужая душа – потемки.

– Ну как же! – Серафима даже со стула встала, закружилась по кухне. – Ну как же! Он меня не выдал, все на себя взял. И сейчас молчит!

Глаза влюбленной дурочки исследовали лицо бабушки, как кладоискатель карту зарытых сокровищ. Пытались вглубь вглядеться, представить то, что под серьезностью сокрыто.

Надежда Прохоровна вздохнула во всю ширь добрейшей пенсионерской груди:

– Любит, наверное.

А что еще она могла сказать?! Денис толковый парень, смекнул: если дочь покойного к нему ночью шастала, мотив появляется? Мол, совратил садовник дочку богатея, папаша их застукал и разбираться начал?..

Не-е-ет. Дениска умный парень. Стоит на своем твердо: ничего не видел, ничего не слышал, спал крепко, личной неприязни не было. В отличие от Симы вмиг скумекал, как эта ситуация отзовется; газетные заголовки вообразил: «Наркоманка-дочь и ее приятель зарезали папу-архитектора». Уж газетчики бы такого случая не пропустили, общественное мнение подготовили бы.

Так что умен Дениска. Вдвоем им с Симой ни за что не выпутаться, если только одному, поскольку спал. Попробуйте доказать обратное, мотива не было.

Толковый парень.

Раскрасневшаяся Серафима металась по кухне влюбленной пантерой – черные обтягивающие штанишки, майчонка того же цвета, – теребила длинную прядь волос.

– Вы не представляете, Надежда Прохоровна, какой он замечательный! Он меня заставил слово дать – больше ни одного косяка! Я сказала – обещаю. И слово сдержу. Понимаете? Он нормальный такой, реальный. Ему нельзя в тюрьму! Вы нам поможете?