— Миссис Мэрфи имеет в виду, что они причиняют вред фермерам, — мягко объяснил он мальчику. — Они устраивают набеги на курятники и мешают курочкам откладывать яйца.

— Это пустяки, — упрямо продолжала Грейс. — Они убивают цыплят, Тони! И ягнят тоже, если мамы их не защищают. — Ее губы искривились, и она посмотрела Линде в глаза с явным злорадством. — Если ты хочешь быть сельским мальчиком, то должен знать, что не все красивое — полезно.

— А разве это не правда? — сдержанно спросил Дейвид, но реакция Тони оказалась совершенно неожиданной.

— Что она хочет сказать? — спросил он у матери, беспокойно ерзая на стуле. — Что фермеры убивают лис, так же, как те плохие люди застрелили папочку?

У Линды заныло в груди, она бросила на Дейвида уничтожающий взгляд.

— Кто… кто тебе это сказал?! Кто тебе сказал, что какие-то люди застрелили папочку? Говори, Тони! Я хочу знать! Почему ты раньше об этом не упоминал?

— Но это правда?

Теперь на глазах малыша блестели слезы, и Линде ужасно захотелось схватить его в объятия. Но она не могла смириться с мыслью, что кто-то в этом доме нарочно перепугал мальчика.

— Кто тебе сказал? — допытывалась она, чувствуя, как вокруг них повисает напряженная тишина. Но сейчас ей самым важным казалось услышать ответ.

— Мне надо в туалет! — шмыгая носом, заявил Тони.

Линда понимала, что поступает неразумно и жестоко, но страстно желала знать правду по собственным причинам. Господи, неужели Дейвид мог быть столь бесчувственным? Неужели он решил запугать ребенка, потому что она отказалась признать его притязания?!

— Скажи сначала, кто тебе рассказал!

— Мне надо в туалет! — более решительно воскликнул Тони. — Мне правда надо! Я хочу…

— Тони, я не думаю, что всем нам обязательно слышать, чего ты хочешь, — поспешно вмешалась его бабушка. — Ради бога, Линда, отпусти ребенка. Мы ведь не хотим, чтобы он здесь оскандалился, не так ли?

— Но…

— Полагаю, мать права, — решительно заявил Дейвид и махнул мальчику рукой. — Беги, Тони. И не забудь потом вымыть руки.

Тони не надо было повторять дважды. Он стремглав бросился вон из комнаты, а у Линды возникло такое чувство, словно ее ударили. Когда она повернулась к Дейвиду, ее глаза сверкали от гнева.

— Да как ты смеешь?! — воскликнула она, с облегчением убеждаясь, что в ее голосе не отражается дрожь, охватившая все тело. — Если мне понадобится твой совет, я к тебе обращусь! И я сама буду решать, говорить Тони, как умер его отец, или нет!

Линда не вышла к ужину. Она попросила миссис Даркин передать свекрови, что у нее болит голова. Впрочем, это было истинной правдой, хотя причины головной боли были совсем не те, в которых она могла бы признаться.

Время — и запоздалые угрызения совести — изменили ее трактовку дневных событий. И хотя она до сих пор с отвращением вспоминала происшедшее между ней и Дейвидом в «Мэноре», нельзя было отрицать, что она слишком поспешно решила, будто именно он рассказал Тони о смерти отца. В конце концов, у нее не было никаких доказательств. Да и с какой целью Дейвид стал бы мучить ребенка? Пусть он ненавидит ее, но к Тони, кажется, относится безупречно.

Как бы то ни было, события этого бесконечного дня подействовали на Линду угнетающе. Поднявшись к себе, она почувствовала нестерпимую боль в висках и решила лечь пораньше, чтобы обрести забвение, которое может дать только сон. Но скоро ей пришлось убедиться в тщетности своих усилий. Она не смогла уснуть, не смогла даже расслабиться. Напрасно Линда твердила себе, что после Нового года уедет подальше от «Мэнора» и «Эбби-Грэйндж». Она прекрасно знала, что от себя не убежишь.

Безусловно, визит к Дейвиду был ее самой большой ошибкой. Как открывается старая рана, если ее разбередить, так и этот визит пробудил воспоминания, от которых вновь заболела душа. Оказывается, она не избавилась от этих воспоминаний! Она только запрятала их поглубже.

Пока Дейвид не трогал ее, Линда считала, что сможет уйти невредимой. Но ощущение прикосновений его рук вызвало совершенно непредвиденную реакцию. Она опять была беспомощна перед ним — как когда-то, пять лет назад.

Линда взялась за горло, пытаясь унять подступающую тошноту. Ей было жарко, кожа покрылась липким холодным потом. Если бы они все еще жили в Колумбии, она подумала бы, что подхватила тропическую лихорадку.

Впрочем, ощущения, которые воскресил Дейвид, были не так уж не похожи на лихорадку. Он с самого начала так воздействовал на нее! Воспоминания нахлынули на Линду с новой силой, и она уже не могла им противостоять.

Оглядываясь назад, Линда понимала, что ни в коем случае нельзя было позволять Алану уговорить ее провести в «Эбби-Грэйндж» последние несколько недель перед свадьбой. Но тогда ему пришлось срочно вылетать в Йемен, и они решили, что будет очень разумно, если Линда за это время получше познакомится с его родителями. Алан уверял, что ему будет гораздо спокойнее, если невеста не останется одна в Лондоне. И хотя она возражала, что несколько лет прекрасно жила одна, до того как они встретились, он все-таки уговорил ее приехать в «Эбби-Грэйндж».

Возникла типичная ситуация с «если бы…», уныло думала Линда. Если бы она не приняла это предложение всерьез; если бы не согласилась, что ей будет одиноко, пока он в отъезде; если бы уверила его, что найдет, чем занять себя и в Лондоне; если бы…

Конечно, ни она, ни Алан не знали, что Дейвид тоже будет в «Эбби-Грэйндж». Последняя открытка от него пришла из корейской деревушки с непроизносимым названием, и если бы он не был ранен случайным осколком, ее визит прошел бы без всяких осложнений. Еще одно «если бы»! А ведь тогда, приехав в «Эбби-Грэйндж», она была очень рада увидеть знакомое лицо.

Дело в том, что Линда с самого начала поняла: Шарлотта Бакстер считает ее недостаточно хорошей партией для своего старшего сына. Как-то они провели уик-энд в Шотландии, катаясь на лыжах, и заехали к родителям Алана на обратном пути в Лондон. После часа, проведенного в обществе миссис Бакстер, стало очевидно, что у нее для сына есть на примете кто-то еще. То, что Алан находил эту идею смешной, не улучшило тогда настроение Линды. Кроме того, она впервые заметила, что он не любит вступать в конфликты с кем бы то ни было, предпочитая прятать голову в песок.

Впрочем, на этот раз Линда чувствовала себя более уверенно: во-первых, она получила приглашение, а во-вторых, была официальной невестой Алана. Да и шесть недель — не так уж долго, утешала она себя. Может быть, она даже сумеет привыкнуть к дому.

Первое ощущение грядущих неприятностей пришло, когда в аэропорту Сандерленда ее встретил Дейвид. Но, хотя при виде его она ощутила смутную тревогу, он заговорил с ней так приветливо, что она расслабилась и даже обрадовалась — легче будет общаться с родителями Алана.

Еще несколько дней Линда радовалась его компании, даже чрезмерно: она совершенно не привыкла к сельской жизни, и пребывание в «Эбби-Грэйндж» обещало стать довольно унылым. Несмотря на раннее лето, погода была отвратительной. Если не шел дождь, то дул ледяной ветер с торфяников, и Линде приходилось большую часть времени ютиться у камина. Она не ездила верхом, не играла в гольф — следовательно, не могла разделить интересы будущих родственников. Кроме того, поскольку Тимоти работал в органах местного самоуправления, а Шарлотта активно занималась благотворительностью, они довольно редко бывали дома.