— Знаешь, что нам надо сделать? — сказал Джесс. — Пойдем сходим куда-нибудь!

— Уже одиннадцатый час.

— А в такие места раньше и не приходят. Давай! Ты дома. Я дома. Меня до сих пор плющит от того, что я видел сегодня утром. Когда мы с тобой ходили куда-нибудь по-настоящему?

Не то чтобы Элли переросла этап спонтанных вылазок, но ведь она уже собиралась укладываться. Сначала она хотела извиниться и отказаться, но затем поняла, что одно местечко навестить она была бы не против.

— Ты когда-нибудь слышал про клуб под названием «Пульс»?

Оказалось, Джесс не только слышал о «Пульсе», но и кое с кем там знаком. Он порылся в своем сотовом и нашел нужное имя.

— Вот она. Ванесса.

— Ванесса Хатчинсон? — спросила Элли.

— Фамилию не знаю. Мы с ней познакомились несколько недель назад в одном баре в Вильямсбурге. Она подруга Кейт. А ее ты однажды видела. Она приходила со мной в пиццерию «Джоннис» примерно год назад.

— Юрист?

— Нет, то была Роуз. Кейт занимается маркетингом или чем-то в этом роде. Короткие каштановые волосы. Мелкая такая.

Джесс в очередной раз продемонстрировал свои многочисленные контакты, что было еще одним его отличием от сестры. Элли с радостью довольствовалась бы даже узким кругом друзей, но большую часть жизни у нее занимала работа, что делало ее чужой среди прочих женщин, вдобавок эти самые женщины явно не захотели бы, чтобы она заигрывала с их мужьями или приятелями. Так что благодаря работе, приверженности к моногамии и заботе об остальных членах семьи Хэтчер, у нее и так было дел невпроворот.

Ее брат, напротив, умел знакомиться с людьми и надолго сохранять дружеские отношения, даже не общаясь годами. Что еще забавнее, многие из тех, кто при необходимости его поддерживал, были его бывшими подружками или просто мимолетными знакомыми. Они, казалось, никогда не обижались на Джесса за его неспособность блюсти верность одной женщине (одной работе или одному адресу проживания) больше месяца подряд. Элли полагала, что он умеет привлекать женщин, которые стремились получить то, что видели: забавного славного парня, который предпочитает оставаться вечным подростком.

— А кто эта твоя Ванесса Хатчинсон? — спросил Джесс.

— Барменша в «Пульсе». Лет двадцати пяти, насколько я помню. Не судима.

Джесс недоуменно посмотрел на сестру. Элли объяснила свой внезапный интерес к этому клубу и рассказала о списке сотрудников, который ей выдали.

— Мне следовало догадаться, что у тебя есть скрытый мотив для визита на первоклассный мясной рынок.

— Я решила, что полезно будет побывать там самой и попытаться узнать, помнит ли там кто-нибудь Челси.

— Полагаю, меня не убьют, если я один вечер потусуюсь с яппи.

— Сейчас я не была бы так уверена.

— Эл, не добивай меня. Я уже настроился. — Он принялся подергивать плечами, передразнивая узнаваемый ритм музыки техно: «унн-чк-унн-чк».

— Я даже не уверена, что мы сможем туда попасть.

— А что тогда толку в твоем понтовом жетоне, если с его помощью нельзя миновать монстра-охранника?

— Это все испортит. Я хочу просто пойти покрутиться там. На людей посмотреть. Поболтать немножко. Не выделяться. Но управляющий меня узнает. Я там уже была сегодня днем…

— Ну, это если ты вырядишься, как на работу.

Элли изумленно взглянула на брата.

— Извини, но ты знаешь, что можешь выглядеть и получше. Расслабься, и будешь смотреться так же, как другие девчонки. К тому же управляющий в большом и многолюдном заведении не обратит внимания на таких, как мы.

Она вспомнила управляющего клубом Скотта Белла, который сегодня утром говорил ей почти те же слова: «Когда в клубах проводишь много времени, все кажутся на одно лицо».

Пятнадцать минут спустя Элли вышла из спальни. Одежка? На месте. Макияж? Наложен. Волосы? Пышные, благодаря начесу и небольшому количеству лака.

— Пошли, пока я не передумала.

Джесс копался в большом черном пакете для мусора, который он вытащил в середину гостиной. Она вспомнила: это мешок с пожитками, который брат вывез со своего последнего полупостоянного адреса и сунул за телевизор, пока она была в Канзасе.

Джесс оглядел ее наряд: черная водолазка, самые лучшие джинсы и короткие черные сапожки.

— Так я и думал, — заявил он, продолжая поиски. — Ага, вот оно. Я знал, что здесь есть не принадлежащие мне вещи.

Он извлек короткое фиолетовое платье с завышенной талией и лямкой вокруг шеи.

— Ты серьезно?

Элли предложила добраться до района Мясного рынка на такси. Надев коротенькое платьице и оголив ноги, на которые были надеты лишь босоножки с высокими каблуками, Элли решила, что несколько баксов за теплое такси — вполне обоснованная трата.

Выбираясь из машины, она следила за ногами, чтобы не раздвинуть их слишком широко.

— Господи, не знаю, что за девица одолжила тебе это платье, но мне в нем непросто — того и гляди выйдет конфуз, как у Бритни.

— Эй, ты же сама хотела слиться с толпой. К тому же у меня есть важная информация. Привлекательная женщина, оставившая у меня свое платье, выше тебя на двенадцать сантиметров.

Элли обрадовалась, увидев, что перед бархатным шнуром ожидают меньше двадцати человек. Очередь такой длины она выдержит. Заметив, что другие желающие войти надели наряды, куда больше подходившие для мартовского вечера, она ущипнула Джесса за руку.

— Мне было бы хорошо и в том, что я надела сначала.

— Просто эти люди ждут на улице, хотя еще нет и одиннадцати.

Джесс ухватил Элли за руку и прошагал мимо бархатного шнура к накачанному охраннику, стоявшему возле двойных дверей. Парень был весь в черном, и даже витой проводок, тянувшийся к его правому уху, тоже был черным.

— Джесс Хэтчер. Я в списке.

Для начала мужчина оглядел Джесса. Такие нечесаные волосы, трехдневная щетина, футболка с длинными рукавами и обтягивающие джинсы могли быть у кого угодно — от велокурьера до солиста одной из нынешних пост-панк-групп (они ведь все на одно лицо). Затем настала очередь Элли.

Очевидно, Хэтчеры сумели внушить охраннику доверие, и он заглянул в список. Просмотрев первый лист, он помрачнел. Затем перевернул страницу.

— Проходите, — пригласил он и пометил их руки резиновым треугольным штемпелем с красными чернилами.

Когда охранник отступил, пропуская их, Элли услышала недовольный ропот отверженных по ту сторону бархатного каната и поняла, что никогда еще так не радовалась привилегированному положению. Долой равноправие! Она слишком замерзла, чтобы заботиться о массах.