– А что за история с моделью корабля? – спросил Коулмэн.

– Ну вот, опять этот бред, – сказал Соп Чоппи. – Ее уже все слышали.

– Я – нет, – отозвался Дейв из Дейтоны.

– Я тоже, – вставил Коулмэн.

– Ладно, – сдался Ребел. – О владельце этого дома точно известно два факта: по его приказу убили больше ста человек. И он любит строить модели кораблей.

– Я говорю вам, его не существует! – вставил Соп Чоппи.

В дальнем углу бара Анна Себринг щипала себя за кончики пальцев.

– Кто его видел, кроме тебя?

– Горстка крутых из Майами и ЮАР. Ему нравится быть легендой. Он сам добился того, что одна половина здешних боится произнести его имя, а вторая – не верит, что он существует на самом деле.

– А те парни, с которыми ты был на пристани?

– Не видели. Им никогда не разрешали с ним встречаться. Так он хотел. Дополнительное запугивание на случай, если кто-то решит смыться.

– Я знаю одно – он сволочь, – сказала Анна.

– Потому мне пришлось уйти. Он перестал контролировать свою агрессию. Это мешает делу.

– И он просто так тебя отпустил?

– Нет, его ребята какое-то время меня искали. Если честно, я тогда здорово перетрусил. Но у меня тоже есть друзья. Он мог меня пришить – и развязать войну. Мы договорились.

Они замолчали. Мужчина сощурился и посмотрел на Анну:

– Ты понимаешь, как рискуешь, сидя здесь? Он живет прямо через мост.

– Знаю. – Она все еще пощипывала себя за пальцы.

– Ты бежала всю дорогу из Форт-Пирса, чтобы приехать к нему домой?

– Он убил моего брата. – Она подняла глаза. – Ты мне поможешь?

– Даже не…

– Я убью его. Мне уже все равно. Мужчина покачал головой.

– Помочь не могу. Это часть нашего с ним соглашения. Когда я ушел, я ушел. Ему достается дом, а мне – хреновая работа. Зато я жив.

– Тебе нравился мой брат.

– Нуда.

– И ты не поможешь?

– Чем угодно, только не этим. Нужны деньги? Или помочь тебе скрыться? Если хочешь, могу даже сходить туда и поговорить с ним от твоего имени.

Она молчала.

Мужчина откинулся на спинку стула и решил сменить тему.

– Ты живешь в загородном домике брата?

– И близко не подъеду. Он наверняка следит за ним. Мужчина сильно потер подбородок и посмотрел на Анну

с другим выражением.

– Так ты и вправду хочешь его убить!

Она сняла очки и ответила одними глазами.

– Сначала я подумал, что дело в деньгах, – сказал мужчина. – Но ты ведь ничего об этом не знаешь, верно?

– В каких деньгах?

– Что накопил твой братец. Целую кучу, как я слышал. Хитрый был малый.

– Не знаю!

– А все остальные знают. Говорят, там миллионы, хотя, может, и врут. Когда ты сказала, что едешь сюда, я подумал, что за деньгами. Хочешь забрать бабки Рика и начать новую жизнь.

– Где они?

– Никто не знал, кроме твоего брата.

– Мне наплевать на деньги.

– Это пока.

– А ты уверен, что не передумаешь? – спросила Анна. Мужчина встал:

– А может, ты передумаешь? Она покачала головой.

– Помни, что всегда можешь позвонить.

– Знаю.

Мужчина отошел. Завсегдатаи сгрудились у стойки и о чем-то шептались.

– Он строит сложные модели кораблей с нуля, без заготовок, – продолжал Ребел. – Деревянные фрегаты восемнадцатого века и тому подобное. Ужасный перфекционист, соблюдает все подробности. На некоторые модели уходит целый год. А потом он рассматривает их в лупу и, если находит хоть крошечный недостаток, впадает в дикий гнев, ломает мачты и снасти, а потом много недель переделывает. Когда он решает, что корабль идеальный, то достает гигантский походный нож и вырезает в основании свое имя.

– Какое? – спросил Коулмэн.

– Ну хорошо, – вздохнул Ребел. – Я скажу, как его зовут, но не стану произносить прозвище, потому что на нем лежит проклятие…

– С каких это пор оно появилось? – спросил Соп Чоппи. – Эта история с каждым разом становится все более абсурдной!

– Фернандес, – прошептал Ребел. – Дуг Фернандес.

– Совсем не страшное имя, – сказал Коулмэн.

– Поэтому он его и поменял, – объяснил Ребел. – А еще Фернандес умеет запугивать людей одним взглядом. Говорят, даже крепких парней начинало тошнить. Это такое испытание. К нему никого не пускают, разве только ты состоишь в его организации контрабандистов и тебя вот-вот продвинут на самый верх. Тогда ты встречаешься с ним один на один. Но всего раз. Больше ты его не увидишь. Если во время тет-а-тета ты сможешь посмотреть ему в глаза и пройти испытание, тебя повышают.

– У-у, страшно! – рассмеялся Соп Чоппи. – В гляделки играют.

– Нет, – возразил Ребел. – Они еще и разговаривают. Это психологический тест, а не драка в стиле кун-фу. – Он повернулся к Коулмэну. – Не слушай его. Я правду говорю. Был у него пацанчик, молодой, да ранний. Его должны были повысить. Везут его на Безымянный остров. Лимузины пылят по грунтовке. Ведут наверх, в личный кабинет самого Фернандеса. Все громилы столпились за дверью – они тест прошли, однако не могли снова его видеть, – и смотрят на дверную ручку. Новый парень сглатывает и входит. Оказывается один в огромной комнате. Паркет дубовый, блестит. В другом конце – старый-престарый, Людовика какого-то, письменный стол. С шикарной моделью британской шхуны. Рядом – гигантское плетеное кресло с широкой спинкой. Парень даже не уверен, есть ли в комнате кто-то еще. И тут кресло медленно поворачивается, и… перед ним… Фернандес!

– Такие кресла стационарные, – сказал Соп Чоппи.

– Да какая, на фиг, разница? – возмутился Ребел. – Может, у этого колесики или вращающаяся подставка. Доволен?

Соп Чоппи уставился в потолок и завел:

– М-м-м-м-м-м… Глупая история… М-м-м-м-м… Ребел его проигнорировал.

– Фернандес подается вперед и буравит парня своим фирменным взглядом. Парень пытается выдержать, но не может. Тогда Фернандес откидывается назад и складывает руки на коленях. Он ничего не говорит. Парень уже весь трясется. Наконец Фернандес открывает ящик письменного стола. Достает секундомер и пистолет. Новичок не понимает, что происходит. Фернандес опирается рукой о край стола и говорит пугающе спокойным голосом: «У тебя одна минута, чтобы меня разозлить. Или ты умрешь». Он щелкает секундомером.

Это испытание, а парень от страха совсем поглупел. Фернандес смотрит на стрелку: «Пятьдесят секунд». Парень решился. Он ругает Фернандеса матом и запинается. Фернандес смеется: «Меня обзывали и хуже. Сорок секунд».