Улыбалась без всякого повода, чтобы обнажить свои белоснежные зубы. Вся она выглядела какой-то придуманной. «Какой объект для моего очередного изображения!» — творчески возбудилась я.

В тот же день Нудилка дорисовала портрет Выпендрилки:

— Она грезит стать моделью. А брат собирается поступить на философский факультет. О чем они будут разговаривать? Его кумиры — Вольтер, Дидро, Бердяев, а ее — современные модельерши. — Про Бердяева я ничего не слышала. — Гораздо почетнее взойти на пьедестал, чем на подиум. — При слове «пьедестал» Нудилка указала на меня, а при слове «подиум» скривилась, имея в виду Выпендрилку.

— Заслуга моделей — умение ходить, демонстрируя чужое искусство. Для них главное — ноги, — поддержала я. — А для философов главное — голова. И умение думать.

— Я пойду вслед за братом в университет. Но на филологический.

Она, значит, задумала не только умереть, но и поступить на филологический факультет.

Я продемонстрировала Нудилке, как собираюсь изображать Выпендрилку. Раскрыть глаза своему брату ей пока не удавалось, но ее собственные глаза расширились до неузнаваемости. А после разинулись от удивления и мои глаза: выяснилось, что Нудилка умеет смеяться!

— Брат узна́ет ее? — спросила я.

— Как можно не узнать… в твоем исполнении?

Я ответила благодарным поклоном. Но тут же нахмурилась:

— Прекрати смеяться! Ты забыла, что смех — это мое амплуа. А твое амплуа — занудство. Не выходи из образа!

И она в образ вернулась.

…На одном из сеансов зал переполнился не только зрителями, но и их гробовым молчанием. Я ерзала в кресле, потому что такого еще не бывало.

— Ну вот… — в темноте занудила Нудилка.

— Что — ну вот?

— Не сердись. Я за тебя болею…

— Мы не на футбольном матче! — Опомнившись, я усмирила свое нервное состояние. И тихонечко извинилась: — Пойми: я не хочу, чтобы ты из-за меня болела.

— В зале так тихо, потому что очень внимательно смотрят и слушают… — Нудилка принялась меня утешать. — Или потому что уснули…

— Но никто не храпит. И никто даже не улыбается.

— В темноте улыбок не видно, — успокаивала она.

А зал упрямо безмолвствовал… Если рассказывается анекдот, а никто, кроме рассказчика, не смеется, возникает неприятная атмосфера. Хочется смотреть в пол. А если зрители безмолвствуют в течение всей картины, которая слывет юмористической? Несмешной анекдот получается!

После сеанса я вознамерилась зал победить. От записок отказалась… А принялась, как говорит режиссер, щекотать зрителей. Теми своими изобретениями, которые он называл убойными… Но зрители не испугались щекотки.

— Они глухонемые? — спросила я администраторшу.

— Можно и так сказать. Не расстраивайся: ты ни чуточки не виновата. Это туристы из дальних стран. Главным образом азиатских… Ни с нашими ситуациями, ни с нашим языком не знакомы… А явились без переводчиков! Что-то там не сработало.

Так вот почему зрители не ведали, чьи характеры и поступки я на авансцене воссоздавала. И не врубались в текст. Стремясь все же во что-то врубиться, туристы из азиатских стран болезненно напрягались. А сквозь напряжение, как и сквозь страх, юмор пробиться не может.

— От брата это, пожалуйста, скрой, — попросила я Нудилку. — Зачем ему знать?

— Я и сама бы не стала.

— Дай слово… Клянись!

— Ну вот… Ты мне не веришь! А я за тебя болею!

Обидчивость была ее недостатком. Но тут обидеться Нудилка имела право: потребовав клятвы, я пережала. Очень уж не хотелось, чтобы я, Смешилка, предстала в смешном виде. Перед ним!

Бабуля утверждала: «Самое ценное — это взаимопонимание между людьми!»

«Значит, самое ценное то, чего нет?» — вопросила я, помню, бабулю после одного неудачного выступления.

«Почему нет? Мы же с тобой понимаем друг друга. Ты раздосадована… Я могу понять: есть причина. Но поспешных обобщений всегда избегай… Раздражение — скверный советчик. Опера „Аида“ при первой постановке и то провалилась. И в чеховской „Чайке“ на первых спектаклях не разобрались. У Чехова и Верди были провалы!»

Как мне не хватает бабули! Никто и успокаивать не умел так, как она…

«И растет ребенок там не по дням, а по часам», — написал Пушкин в своей сказке. Популярность нашего дуэта росла пусть и не по часам, не по дням, но по месяцам — безусловно. И не в сказке, а в самой что ни на есть реальности.

Нудилка нудила со сцены, что я кого-то обижаю, кому-то делаю больно… Я отбивалась от ее благородных упреков, доказывая, что юмор, как хирург, не только вскрывает, но и удаляет болезнь. И показывала, как это происходит.

— Но ты вскрываешь и оперируешь без наркоза.

— Сам юмор содержит в себе наркоз! — мигом придумала я.

Наши пререкания на аудитории зрителей забавляли. Нудилка, по традиции, от аплодисментов начала отмахиваться.

— Отмахиваться от успеха я тебе не позволю!

Нудилка оторопела, ведь до этого я вдалбливала ей в голову не обольщаться, не выбиваться из образа. Однако все умные правила допускают и исключения из правил.

Вскоре нас обеих, как некогда меня одну, пригласили в телестудию огромного, выпирающего небоскребами соседнего города.

Почти ничего в студии не изменилось… «Оставайтесь с нами! Не уходите!» — заклинал ведущий гостей передачи и зрителей, расположившихся где-то возле домашних экранов. Казалось, никто с прошлого раза никуда не ушел и ничто никуда не исчезло.

И уж безусловно, никто не намеревался уходить, услыхав о дуэте «Смешилка и Нудилка». Аплодисменты перед выступлениями следует непременно оправдывать…

Нудилка принялась упрекать меня в том, что я высмеяла несчастного регулировщика, который так художественно регулировал на опаснейшем перекрестке. Но не упомянула, что этой своей «художественностью» он отвлекал водителей от дороги… и создавал аварийные ситуации.

— Несчастный, как мне известно, сейчас среди гостей, — парировала я. — Прошу представиться!

Несчастный приподнялся… Он был во фраке и с бабочкой.

— Перед вами руководитель балетного шоу «Танцующий регулировщик»! Оказалось, что танцевать лучше на сцене, чем на перекрестке. Неужели еще недавно, до первого моего фильма, он купался не в лучах и прожекторах своего шоу, а в выхлопных газах? В это трудно поверить — вот я и напомню, как это происходило…

Мое напоминание купалось не в прожекторах и не в выхлопных газах, а в громком успехе.

— Ты мне открыла глаза! — призналась Нудилка той, чуть измененной, фразой, которую мы недавно произносили, но по иному поводу.

— Ну а мэра ты почему лишила работы? — не сдавалось занудство. — Его из-за тебя больше не выбрали…

— Он гарантировал избирателям выполнить их просьбы после выборов. А я призвала выполнить их до… Не после, а до!

Бывший мэр в зале отсутствовал. Но вскочили его бывшие избиратели с заранее подготовленными мной лозунгами: «Не после,