Несмотря на то что она до сих пор была еще очень худа, ее щеки покрывал румянец, и хотя глаза по-прежнему казались слишком большими для ее лица, в них светился огонек, казалось, зажженный солнечным светом, отразившимся в них.

— У меня есть фермы, которые нуждаются в инспектировании, — сказал он, — поэтому предлагаю завтра отправиться на прогулку. Ехать вскачь намного быстрее, чем в экипаже; не изволите ли сопровождать меня верхом на лошади?

Ответом ему был восторг, отчетливо написанный на ее лице.

В разговор вмешалась леди Вуд.

— Я знаю, как все обрадуются знакомству с Надей и станут восхищаться ею, но если ты посетишь одну ферму, то тебе непременно придется объехать их все, иначе это породит излишнюю зависть.

— Об этом я уже подумал, — отвечал Уоррен. — Помню, когда в былые дни я заезжал на фермы, люди говорили: «Мы в последнее время совсем не видели вашу матушку! Передайте ей, что у меня для нее приготовлена банка варенья домашнего».

Мать рассмеялась.

— Или банка солений и меда, а то и ломоть недавно прокопченной ветчины. Они всегда были такими щедрыми!

Она протянула руку и коснулась локтя Нади.

— Я знаю, они полюбят вас, моя дорогая. Я сегодня заметила, как вы были любезны с пожилыми членами нашего семейства.

Надя улыбнулась.

— Моя мама всегда говорила: если на приеме кто-то грустит или остался в одиночестве, виной тому плохая хозяйка дома, — Это верно! Тем не менее большинство молодых людей так заняты собой, что у них не остается времени подумать о старых.

Интонация матери недвусмысленно подсказала Уоррену ее одобрительное отношение к Наде, и он поздравил себя с удачей — он нашел действительно прекрасную исполнительницу задуманной им роли.

Он никогда раньше не предполагал, пока мать не сказала ему прямо, что она не любила Магнолию и не считала ее подходящей парой для него.

Тем более для него было удивительно, как быстро она прониклась симпатией к Наде.

Уоррен протянул матери чашку, чтобы она снова наполнила ее, и в этот миг в гостиную вошел лакей с пакетом на серебряном подносе.

— Что это, Джеймс? — спросила леди Вуд.

— Это передали для графини, миледи.

С этими словами он протянул поднос Наде, и она с изумлением взглянула на пакет.

— Для меня? — спросила она.

— Не могу поверить, что кто-то уже прислал подарок к свадьбе, — пошутил Уоррен.

Надя взяла пакет, в котором оказалась коробка.

Посмотрела на нее, думая, что произошла какая-то ошибка, и тут увидела на коробке надпись, очень четко выведенную большими буквами:

ГРАФИНЕ НАДЕ ФЕРРАШ

— Откройте! — сказал Уоррен. — Это, должно быть, подарок, хотя просто удивительно, чтобы кто-нибудь из моих родственников расщедрился так быстро.

— Ну, дорогой, это весьма неучтиво с твоей стороны! — упрекнула его леди Вуд. — Тебя с ранних лет вся семья баловала подарками на Рождество и ко дню рождения, а ты горько сетовал, когда я заставляла тебя писать им письма с изъявлениями благодарности.

— Это правда, — ответил Уоррен, — и еще ты учила меня никогда не смотреть дареному коню в зубы.

Леди Вуд рассмеялась, а Надя к этому времени успела снять верхнюю обертку и обнаружить, что в коробке шоколад.

Шоколад был из кондитерской Гантеров на Беркли-сквер, славящейся своими изделиями;

Уоррен имел обыкновение покупать там сладости для матери.

Однако у нее возникла предрасположенность к диабету, и врач запретил ей есть что-либо, содержащее сахар.

Надя осмотрела сначала коробку, потом бумажную обертку и сказала:

— Здесь не указано, кто прислал ее.

— Полагаю, слуга, который взял ее у входа, должен знать, — заметил Уоррен.

Надя развязала ленту и открыла коробку.

— Шоколад действительно выглядит восхитительно! Хотите одну?

— Мне нельзя есть шоколад, — объяснила леди Вуд, — а потому они все ваши, моя дорогая.

— Но я не собираюсь их есть, выпив столько чаю, — запротестовала Надя.

Она посмотрела на Уоррена, и он понял, что она имеет в виду: потреблять много — по ее меркам — еды ей по-прежнему трудно.

Она уже собиралась снять крышку с коробки, когда леди Вуд воскликнула:

— Взгляните на жадную Берту!

С самого возвращения Уоррена две собаки, которые всегда сопровождали его дядюшку, стали неотступно следовать за ним.

Одним из этих животных был довольно молодой спаниель, которого Уоррен помнил как хорошего помощника при охоте на птиц, а другим была сука, в свое время бравшая призы за гон дичи, но сейчас уже старая, ревматичная и подслеповатая.

Однако со времени прибытия Уоррена домой она всюду следовала за ним по пятам; вот и теперь прошла за ним в дом и спокойно улеглась рядом с его стулом.

Вдруг Берта встала на задние лапы, словно выполняла команду «служить».

Надя удивленно посмотрела на собаку, и леди Вуд пояснила:

— Бедный Артур под старость сделался большим сладкоежкой, от чего сильно располнел, а это, в свою очередь, способствовало сердечному приступу — ведь он постоянно лакомился шоколадом.

Леди Вуд улыбнулась.

— Берта любит шоколад не меньше, чем он.

У нее слюнки текут, ибо она чувствует запах того, что у вас в руках.

— Тогда она, несомненно, должна первой попробовать мой подарок на вкус, — ответила Надя.

Она выбрала шоколадку, как ей показалось, с мягкой сердцевиной и протянула Берте; та сразу же с чавканьем слопала плитку и опять начала служить, выпрашивая добавки.

— Хватит и этого, — сказал Уоррен, — иначе она так растолстеет, что вообще не сможет двигаться.

— Всего одну, — попросила разрешения Надя.

Она одарила улыбкой Уоррена и протянула еще одну плитку собаке.

Берта выхватила шоколад из ее рук, и в этот самый миг по всему телу собаки прошла дрожь.

Три человека, наблюдавших за ней, едва могли поверить своим глазам, когда она подогнула лапы и перекатилась на спину.

В течение нескольких секунд каждый ее мускул конвульсивно подергивался.

Потом собака вдруг сделалась совершенно неподвижной.

Надя слегка вскрикнула.

— Что случилось? У нее был припадок?

Уоррен опустился на колени рядом с Бертой.

Послушал, бьется ли сердце.

— Она мертва! — констатировал он.

— Не может быть! — воскликнула леди Вуд. — Разве это могло произойти так внезапно?