— Держу пари, что ты никогда еще не вставал так рано, Роджерс.

— Не твое дело! Так что у нас?

— Спроси у канарейки.

Роджерс корчит гримасу. Метис улыбается, незаметно показывает на клетку. Роджерс берет маленькое зеркальце, укрепленное на дне клетки. Пользуясь им, как зеркалом заднего вида, он наблюдает за группой мужчин за одним из столиков. Один из них протягивает какой-то конверт другому, лет сорока, в очках, тот прячет его в карман куртки, поднимается и берет клетку.

Роджерс в упор смотрит на метиса и говорит:

— Держу пари, ты никогда еще не вставал так быстро, Ли.

Рука Роджерса на кобуре. Широко раскрытые глаза Ли. Роджерс встает, поворачивается, в руке у него револьвер.

—Полиция Лос-Анджелеса! Не двигаться!

Сорокалетний мужчина выкрикивает приказ по-китайски. Два его сообщника вытаскивают пистолеты, Роджерс убивает одного из них наповал выстрелом в лоб, бросается на пол. Обменивается взглядами с Ли, лежа под столом. Крики, толкотня. Крупным планом— перепуганные птицы. Роджерс перекатывается под столом, стреляет еще раз, убивает второго.

По лицу Роджерса катится пот, рубашка забрызгана кровью китайца. Он кричит:

— Ложись! Все на пол!

Выстрелы. Еще одна группа клиентов с воплями разбегается.

Сорокалетний мужчина открывает свою клетку. Достает из двойного дна пакетик с белым порошком, который прячет под курткой, и пистолет. Третий китаец вытаскивает из-за скамейки пистолет-пулемет. Перестрелка, трое посетителей убиты. Ли и Роджерс стреляют, лежа на полу. Убит третий китаец.

Сорокалетний мужчина бежит по лестнице. Роджерс гонится за ним. Китайские фонарики, подвешенные к столбам на улице, отбрасывают красные тени. Человек бежит в ту сторону, откуда восходит солнце. Дэн Роджерс стреляет. Китаец спотыкается, прижимает к правому бедру руку с пистолетом, падает на столик, за которым группа людей ест лапшу. Направляет оружие на Роджерса, тот стреляет первым и убивает его.

Лейтенант встает на колени, распахивает куртку на убитом. Пакет с порошком залит кровью. Крупным планом: на плечо Роджерса опускается рука.

— Ты так и останешься ковбоем, бедный мой Роджерс, — говорит Ли, похожий на раздраженного философа.

Он от души смеется. Странно, рот его при этом остается закрытым.

— Стоп! — крикнул директор студии. — Что с тобой происходит, Нгуен?

— Это совершенно идиотская реплика, — ответил артист-азиат, продолжая смеяться.

— Может быть, но актер, играющий Ли, произносит именно это.

— «Ты так и останешься ковбоем, бедный мой Роджерс», — кривляется Нгуен. — Нельзя это как-то переделать?

— Да, правда, это как-то глупо, — подал голос Жюльен Кассиди.

— И ты туда же, Кассиди!

— Слушай, не так-то легко влезть в шкуру Дэна Роджерса в таких условиях!

— Ребята, мы дублируем телесериал. Это вам не последний фильм с Робертом Де Ниро.

— О! Это полностью содрано с фильмов Джона Ву, — сказал Нгуен.

— Содрано это или нет, но оживлять такие диалоги чертовски трудно, — настаивал Кассиди.

— Ну что ж, попроси технического совета у полицейских, которые пришли тебя допрашивать, дорогуша, — сказал директор студии, снял наушники и включил освещение.

Алекс Брюс и Виктор Шеффер, неподвижно стоявшие в разных углах маленькой студии, смотрели на Жюльена Кассиди. На заднем плане по-прежнему шел фильм, но без звука, текст появлялся на суфлере в виде субтитров; Дэн Роджерс стоял перед чрезмерно упитанным и чрезмерно возбужденным мужчиной. Вероятно, это был его шеф; с его губ слетали неслышные реплики.

Они устроили ему «вызов на ковер». Кассиди ввели в просторный кабинет патрона, действительно затянутый ковром, усадили его в старинное кожаное кресло. Он выглядел куда менее спокойным, чем судебный психолог. То так, то этак скрещивал ноги, руки, переводил глаза с окна, за которым виднелась Сена, на лицо Дельмона, задерживал взгляд на цоколе лампы в виде черепа и на магнитофоне. Парочка Брюс — Шеффер расхаживала взад и вперед на почтительном расстоянии, образуя основание треугольника, вершиной которого служило бесстрастное лицо шефа уголовной полиции, а актер сидел как бы внутри него.

— Ты слишком часто путаешься у нас под ногами, Кассиди, чтобы считать это простым совпадением, — начал Шеффер.

— Объясните мне, что происходит, и тогда, может быть, я смогу вам ответить.

Дельмон нажал кнопку «пуск», включив пленку Женовези. Когда запись закончилась, он нажал на «стоп», закурил. Крышечка его зажигалки сухо щелкнула в тишине кабинета.

Наконец Кассиди вздохнул, провел рукой по затылку и сказал:

— Я оставил все это себе, потому что от этого зависела репутация «Запретных ночей».

— Что «все это»? — вмешался Брюс.

— По просьбе Майте Жуаньи я с некоторых пор «разогревал» передачу. Я звонил и менял голос. Иногда, если дело не раскочегаривалось, я изображал разных слушателей. .. .

— Чем докажешь, что она просила тебя об этом?

— Двумя квитками об оплате, суммы там больше, чем за чтение романа. И она вам подтвердит, если захочет.

— Что значит: «если захочет»?

— Вряд ли ей будет приятно сознаться, что она организовывала звонки слушателей.

— Чем она это мотивировала?

— Изабель начинала задумываться к переходу на телевидение. Жуаньи боялась, что она уйдет с радио и бросит ее. Она хотела, чтобы каждая передача была удачнее предыдущей. Это был бег против времени, ей не хотелось ничего оставлять на волю случая.

— Как ты готовился к передачам? Читал книги? — спросил Брюс.

— Майте давала мне материалы, мы обсуждали то, что она хотела услышать.

— Тебе что-то говорит слово «Айдору»?

— Это название английского романа. Мне его дала Изабель.

— Зачем?

— Он ей понравился. Она любила обсуждать со мной книги.

— Об этой книге вы тоже разговаривали?

— Нет, я не стал, потому что она показалась мне скучной.

— Почему?

— Я вообще не люблю научную фантастику.

— Вернемся к передачам. У Майте Жуаньи были конкретные идеи?

— Да, всегда.

— Тебе не хотелось самому предложить ей какие-то темы?

— Нет. Хозяйкой была она.

— А передача о кибернетике?

— Последняя. Так что?

— Она вдохновила тебя больше, чем остальные.

— Не совсем так. Я позвонил от лица потенциального слушателя, как делал обычно.

—Нет, на этот раз все было серьезнее.