Не сказав на прощание ни слова, «начальник» ушел где-то в середине очередной паузы в разговоре. За ним вышел один из трех наших охранников, и мы безымянного в галстуке больше не видели.

Охранники продолжали проявлять к нам повышенный интерес. Уже в первый день они спросили, не умеем ли мы играть на гитаре, а когда узнали, что никто из нас не обладает музыкальными данными, они не поверили: как же так – ведь все журналисты умеют играть на гитаре и знают много анекдотов, а мы ни то, ни другое. Тут они в первый раз высказали предположение, что мы, значит, не настоящие журналисты, а переодевшиеся фээсбэшники. В дальнейшем они доставали нас внезапными приступами шпиономании. Порой доходило до маразма. Воображая себе контрразведчиками и мастерами по разоблачению шпионов, они затевали совершенно тупой разговор вроде бы на посторонние темы, а затем внезапно спрашивали, какие у нас профессиональные агентурные клички и звания.

В первый же день один из них спросил, нет ли у нас денег на сигареты. Видно, действительно не от хорошей жизни перехватила нас эта бригада. Влад достал из маленького кармашка чудом сохранившуюся мелочь и отдал ее самому назойливому «разоблачителю фээсбэшников». Он принес пачку, если не ошибаюсь, «Космоса». Мы выкурили всего нескольких сигарет из пачки и не курили после этого уже долго. Ладно уж сигареты! В первое время «перехватчики» почти не кормили нас. Бывали дни, когда мы не ели ничего, кроме пары печений, которые запивали кипятком. В комнате с окном стоял стол, за которым поочередно ели мы и наши охранники. Справедливости ради надо сказать, что у нас с ними был одинаковый рацион, если, конечно, сменяясь, они не успевали поесть в другом месте. Из сада приносили недозрелые фрукты, но после них крутило в животе. Не выдержав, мы выразили робкий протест и попросили на разговор кого-нибудь из «начальствующих». Пришел худощавый и седовласый мужчина лет пятидесяти. Он сел на матрас и за час проронил, наверно, не больше нескольких невразумительных фраз. Мы с Владом тем временем выговаривались, как могли. Высказывали все свои праведные обиды, просили не обманывать нас насчет освобождения, не кормить обещаниями двух-трех дней и пр. В конце концов Влад сказал:

– Ладно. Допустим, мы понимаем, что наше скорое освобождение зависит не от вас. Вы тоже хотели бы избавиться от нас побыстрее. Но если уж мы пока остаемся под вашей непосредственной властью, кормите хотя бы раз в день как следует.

Седой медленно встал и молча ушел. Спустя пару дней мы получили на обед много мяса с бульоном и отяжелевшие ходили из комнаты в комнату, пытаясь переварить съеденное. После встречи с седым нам стали устраивать праздник живота в среднем раз в три дня. Только с куревом по-прежнему было туго. Бывало, что нам приносили пачку-другую, видимо, причитающихся нам сигарет, но потом больше половины выкуривали те же охранники.

Нашими «перехватчиками» оказались бамутцы. В первый день, когда я спал в комнате с окном, я случайно обнаружил под занавеской на подоконнике удостоверение одного из наших охранников, выданное бригадным генералом, командующим каким-то бамутским подразделением Вооруженных сил Ичкерии Хайхароевым. Хайхароев был известным полевым командиром, и я даже встречался с ним в Бамуте осенью 1995-го, когда программа «Взгляд» совместно с «Новой газетой» вела поиски захоронений российских солдат в Чечне.

Бамутцы – народ особенный. Грубоватый и чрезвычайно упертый. Сами чеченцы говорят, что если бамутец заупрямился, то легче в отчаянии задушить его, чем, набравшись безграничного терпения, переубедить в чем-то. Может, поэтому федеральные войска целых два года не могли взять под контроль их село. Наши новые охранники были типичными бамутцами. Если что-то вбивали себе в голову, то спорить с ними было абсолютно бесполезно. Как-то раз охранник, прозванный нами «спортсменом» из-за того, что часто неожиданно падал на пол и отжимался до изнеможения, пришел с веником и приказал, чтобы мы подмели пол и «вообще уборку тут сделали». Мы не раз выносили тупые насмешки и нелепые подколы, но тут я не сдержался.

– Ты, бля, сидишь здесь с автоматом, обращаешься с нами как с нелюдьми, хочешь большие бабки за нас срубить и еще требуешь, чтобы мы у тебя тут уборкой занимались?!

«Спортсмен» никак не ожидал от меня такой реакции. Он стоял в дверном проеме, совершенно ошалевший от моего тона. В одной руке автомат, в другой – обтрепанный веник. Он торчал столбом несколько секунд и никак не мог взять в толк, что происходит. Сначала ему показалось, что вся проблема в его русском языке:

– Не понял, чо ты сказал?..

Влад поспешил одернуть меня, но я уже завелся.

– Мы не будем подметать пол, – сказал я попроще.

Тут он понял, но найти нужные слова не хватало сообразительности, ему захотелось действовать. Мы с нарастающим ужасом наблюдали, как побагровело лицо «спортсмена» и как в его руке задергался автомат. Он мучительно соображал, что же делать. Убивать нельзя, бить тоже – запрещено, долго соображать и молчать тоже нельзя – мы можем подумать, что сломили его, а этого просто не может быть.

– Я вас убью сейчас! – вырвалось у него вдруг. В это мгновение Влад вытянул с напрягшихся рук «спортсмена» веник и сказал, что не стоит так переживать из-за пустяка – он подметет. Приподнявшийся было ствол автомата медленно опустился вниз, охранник еще какое-то время стоял и смотрел на меня в упор, не моргая, не в силах расслабиться и отступить. Наконец, он резким движением закинул автомат на плечо и вышел в коридор, угрожающе бурча себе что-то под нос.

Среди всех командировок в воюющую Чечню наиболее ярко мне запомнились несколько первых. До этого мне, будучи еще студентом, уже приходилось бывать в горячих точках – тлеющих осколках развалившейся советской империи: в Приднестровье, Южной Осетии и Абхазии. Кстати, именно в Абхазии я в первый раз оказался в заложниках.

Дело было так. Мне, студенту четвертого курса журфака МГУ, удалось получить командировочное удостоверение (без причитающихся суточных) от одной маргинальной газеты под емким названием «Политика» и попасть в зону боевых действий с блуждающей линией фронта между абхазами и грузинами.

С тремя моими коллегами, к которым присоединился в Гудауте, я добирался на перекладных в сторону Сухуми. Не помню уже, сколько мы не доехали до подконтрольной в тот момент грузинам столицы Абхазии, но каким-то образом оказались в небольшом горном ауле подальше от побережья. Тут нас и взяли двое вооруженных охотничьими ружьями ополченцев, патрулировавших подступы к селу. Они сопроводили нас к полуразвалившемуся сарайчику на окраине села и заперли в нем, не желая выслушивать никаких объяснений и подробностей. Предварительно они изъяли у нас документы, всю аппаратуру и тщательно обыскали. Для них все объяснялось просто: это грузинское село, а мы – журналисты из страны, поддерживающей абхазцев, потому и следует нас задержать до, как говорится, выяснения.